С тех пор, как Чариону перенесли во дворец, она один раз приходила в сознание. Сделав какое-то замечание по поводу того, что лежит без рубашки перед столькими мужчинами, королева снова впала в беспамятство. Врачи провели с ней не один час, убеждаясь, что нет серьезных внутренних повреждений помимо трех треснувших ребер. На лиловый синяк наложили мази, а правую руку вдели в перевязь, чтобы не дать ей двигаться. Гален навещал раненую, когда только мог.
И все это время, не покидая ее ни на миг, рядом с ней сидел Фарбен. Он изумлялся самому себе, поскольку ничуточки не волновался. Впервые с тех пор, как началась война, он обрел спокойствие. Его королева пострадала, и все прочее не имело для Фарбена значения. Чариона была центром его мира, и когда он нашел ее среди трупов, то подумал, что мир рухнул. Когда же он уразумел, что она еще жива, то понял, насколько несущественным было все прочее в его собственной жизни.
Чариона пошевелилась во сне, застонав от боли. Фарбен обмакнул тряпицу в теплую душистую воду и провел по лбу королевы. Ее черты разгладились, и она продолжила спать.
Он слышал, как позвякивают во внутреннем дворе доспехи. Это эскадрон Галена, готовый к последней отчаянной битве. Он знал, что Гален практически взял на себя командование обороной города и сам находился на западной стене, откуда исходила большая опасность. Фарбен подумал, что его королева сделала хороший выбор; то есть, если она собиралась сделать Галена больше, чем просто любовником. Он тяжело вздохнул. У нее была своя законная доля любовников, ни один из которых не мог, на взгляд Фарбена, считаться особенно хорошим: по большей части ловцы удачи, а один-два настолько глупы, что, по мнению секретаря, Чарионе повезет, если она сможет хоть чего-то от них добиться. Но Гален был знатного происхождения и прирожденный командир. И, как видел Фарбен, Чариона ему нравилась.
«Может быть, – подумал он, – Гален даже любит ее».
Он улыбнулся. Вот уже много лет он был, как ему думалось, единственным человеком в королевстве, который любил Чариону. Она отличалась изрядной вспыльчивостью, но была безгранично предана Хьюму и всегда держала слово. Служить одним из ее секретарей было легко, коль скоро привыкнешь к крикам и брани.
До него донесся шум боя. Снова с запада. Сколько же еще четты будут так храбро и кроваво бросаться на штурм этой стены? Сколько еще смогут продержаться Гален и защитники?
Чариона вскрикнула и заплакала от боли. Фарбен мягко удержал ее на месте, шепча успокаивающие слова.

Вейлонг зажег специально приготовленный факел из еще зеленого дерева, обмотанного увлажненной бечевой. Взглянув в последний раз на западный горизонт, он вошел в подкоп. Первые несколько шагов он шел почти не пригибаясь, но по мере того, как продвигался на север и уходил все глубже под землю, ему приходилось горбиться все больше, пока он совсем не согнулся. Наконец ход достаточно расширился, чтобы снова можно было выпрямиться. Здесь его рабочие навалили сухих веток кустарника вокруг деревянных балок, не дающих помещению обвалиться под тяжестью проходящей прямо над ним северной стены. Кроме того, они приготовили два столика, сделанных из сучьев мертвых деревьев; на каждом стоял большой круглый чан, наполненный мелким порошком.
Двое саперов все еще были здесь, медленно и осторожно убирая колья, соединяющие потолочные балки и стенные стойки. Когда они закончили, он взмахом руки отослал их, опустился на колени и поджег ведущую к деревянным опорам дорожку из наломанного сухого кустарника.
До этого он дважды проделывал такое – и каждый раз возникало искушение остаться и увидеть обвал выкопанной полости, но осмотрительность в его характере была сильней любопытства, и он как можно быстрее пошел прочь. Вейлонг сделал не больше сорока шагов, когда услышал шипение, означавшее, что сушняк вокруг балок и самодельных столиков занялся огнем. Он попытался ускорить шаг, несколько раз стукнувшись головой о потолок.
Вейлонг одолел почти половину хода, когда столики рухнули, взметая порошок в воздух. Последовавший взрыв погнал по ходу стену плотного воздуха, взвихрившего волосы и одежду, и пышущего жара, обжигающего не защищенную одеждой кожу. Вейлонг задержал дыхание, а затем несколько раз осторожно глотнул воздуха. Впереди виднелся золотистый дневной свет. Когда ход расширился, и офицер перешел из согнутого положения в сгорбленное, он пустился бежать, думая, что со стороны несколько смахивает на Эйджера при полном параде. Эта мысль заставила его хихикнуть, и он чуть не выронил факел.
Последние несколько шагов из хода он одолел одним прыжком, а за ним вырвалась огромная туча дыма. Саперы окружили его, стряхивая с одежды грязь и сажу, но он, не обращая на них внимания, выглянул из-за прикрытия – посмотреть, как там северная стена.
И внутренне застонал. Та по-прежнему стояла себе как ни в чем не бывало, и ее каменная поверхность отливала бронзой в лучах заходящего солнца.

Малли полупринес-полуприволок на северную стену ведро воды. Каждые двадцать шагов он останавливался и отливал три ковшика каждому стражнику, пока наконец не добрался до над-вратной башни, где оставил ведро, чтобы постоять рядом с дедом. Бреттин служил сержантом стражников, оборонявших надвратную башню, и Малли не мог бы гордиться больше.
– Они снова штурмуют западную стену, – сообщил ему Малли.
Бреттин кивнул.
– Но прорваться не сумеют.
– Один раз сумели, – указал Малли.
– И были вырезаны за свои старания.
– Почему они не перестают лезть на ту стену?
– Потому что они варвары, Малли, и по-другому не умеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161