Именно этот Никифор и стал причиной того, что купеческая дочь превратилась в Злодейку-Соловейку и шла теперь по лесу с солнцевским братком и киевским чертом на свою заимку, а не сидела в горнице и готовила приданое к своей свадьбе с ненавистным женихом, которого сосватал ей отец.
– Причем я сразу предупредила тятеньку, что ни за что не пойду за него, а он только в бороду ухмылялся и на пергаменте прикидывал, какие барыши он с этой свадьбы поимеет.
– И я так понимаю, что на смотринах ты... – не выдержал черт и чуть ускорил рассказ.
– Ну да, они приперлись толпой свататься, а моего мнения даже не спросили. Ну не дикость?
– В общем, конечно, дикость, – согласились приятели примерно в похожих скептических интонациях.
– Так я об этом и говорю. Я разнервничалась, завелась, ну и...
– Что и? – не выдержал черт.
– Ну я и свистнула от возмущения что есть мочи. А они...
– Что они? – на этот раз не выдержал неторопливой манеры излагать события Илюха.
– Они ни с того ни с сего все в обморок и брякнулись.
– Я их понимаю, – буркнул Изя.
– Ну вот я и сбежала из дома прямо со смотрин, – подвела итог своей купеческой юности Любава. – Ну то есть, вначале, конечно, проверила, дышат ли тятенька с маменькой, а уж потом сбежала. Вы же знаете силу купеческого слова. Тятенька обещал, что я за этого прыщеватого выйду, а так... И он слова не нарушил, и я от ненавистного жениха избавилась.
– А на скользкий путь уличной преступности ты как попала? – съязвил Изя.
– И ничего я не попала на этот твой путь! – взвилась Соловейка. – Я вначале к князю пошла в дружину наниматься.
Приятели с интересом и немым вопросом посмотрели на Любаву.
– Так меня даже на порог не пустили! – чуть не плача выдала горе-разбойница. – Не то что по конкурсу не прошла, а вообще разговаривать не стали! А я и из лука прекрасно стреляю, и на лошади в мужском седле галопом могу, и ножи кидаю в самое яблочко, и... (Тут купеческая дочка перевела дух.) Готовлю прекрасно, и вообще. Ну а на то, что я свистеть по-особому умею, вообще внимания не обратили и проверять не стали. Кто я для них? Девчонка просто.
Как ни странно, Илюха с пониманием отнесся к рассказу. И глубоко вздохнув, подвел итог:
– И после этого ты решила отомстить князю и стала хулиганить на большой дороге.
– А че он?! – всхлипнула Любава. – Но я ни с кого даже копейки не брала! Это все купцы придумали. Сами по дороге товары пропьют, прогуляют, а потом в город придут и на разбойников недостачу сваливают. А за разбойниками князь должен следить, так что им от казны компенсация полагается. Я только попугать их решила. А вообще, конечно, весело. Свистнешь разок, так все с коней и падают.
– Ага, обхохочешься, – заметил вредный черт.
– Ничего с ними не делалось, полежат с часок, отдохнут на травке и бегом князю жалобы писать.
– Небось тебя изловить пытались? – из чисто профессионального интереса поинтересовался Илюха.
– Конечно! – гордо заметила Соловейка. – И не раз. Только вот свист мой покрепче меча будет. Вы только выстояли да тип этот, что мне зубы хотел выбить. Вот мы и пришли, милости просим на мою заимку, – вдруг совершенно нелогично закончила свое повествование Соловейка.
И точно, за разговорами они и не заметили, как вышли на небольшую опушку, на которой стоял справный охотничий домик.
– Тут раньше княжеский лесничий жил, – предупредила вопросы Любава. – Мойте руки, проходите в горницу, – не терпящим возражений тоном добавила она.
Ее спутники без тени неудовольствия последовали ее указаниям. Тем более что из домика доносился чарующий аромат щей из кислой капусты и пирогов. Так уж оказалось, что желудки, что у черта, что у человека, почти одновременно напомнили своим хозяевам, что чем бы они ни занимались, но режим питания нарушать нельзя. Впрочем, эти самые хозяева ни капельки не спорили со своими внутренними органами и радостно принялись уплетать предложенную еду.
Пока Илюха приканчивал третью тарелку (где там модерновым киевским кабакам до домашней пищи!), Любава в два счета привела в порядок порванный пиджак. Причем так искусно, что, засунув последний кусочек предпоследнего пирожка в рот (последний, конечно, успел умыкнуть Изя), Солнцевский с удивлением заметил свой пиджак, висящий на спинке стула в практически идеальном состоянии, и с явным удовольствием напялил его на себя. Как это волшебство удалось Любаве за столь короткое время, оставалось только гадать.
– Это... – промямлил бывший борец. – Ну в смысле, спасибо.
– Ерунда, – пожала плечами Соловейка.
Илюха хотел еще сказать что-то хорошее про золотые руки или там про другие части Любавиного тела, но тут Изя выскреб чугунок и нагло заявил:
– Не, все, конечно, было очень вкусно и все такое. Но не будет ли у хозяюшки граммов по сто пятьдесят или, скажем, двести самогончика на пятачок для усталых путников?
Илюха хотя и собирался сказать совсем другое, но упоминание про самогон (причем исторически и экологически чистый!) заставило его с тем же немым вопросом уставиться на хозяйку.
– Самогон – это яд! – пафосно заявила Любава.
– Так разве же я спорю?! – искренне удивился Изя. – Конечно, яд! Так ты же девушка образованная и наверняка слыхала, что во многих странах ядом разные болезни лечат. Так это именно наш случай. После трудного дня, бурного выяснения отношений друг с другом и с отдельными представителями местного населения просто необходимо принять лекарство против хронических форм болезни, которой в народе просто и в то же время очень емко называют «понедельник – день тяжелый».
Илюха с уважением посмотрел на своего компаньона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90