Тут дело было в том, что старый вояка, беззаветно преданный Киеву и князю, занял этот пост совсем недавно. Где-то с полгода назад в результате нелепой случайности на охоте погиб отец Лихосватского, воевода Арсений. Сынок, не признававший в своей жизни слова «нет», был уверен, что именно он займет освободившуюся вакансию.
Но оказалось, что у Берендея были свои взгляды на эту ситуацию. Молодой Лихосватский, конечно, был первым и на пиру и в бою, но жезл воеводы получил не он, а мудрый Севастьян. Что ни говори, но сила в жизни решает не все. Мартын почувствовал себя обиженным и даже не пытался скрыть этого. Севастьян же, абсолютно далекий от всевозможных интриг, относился к сотнику абсолютно нейтрально, тем более что приказания Лихосватский выполнял четко, а его сотня была лучшей в дружине.
Далее располагались сотники Алеша Попович, Добрыня Никитич и принятый только утром в дружину Илья Муромец.
Муромец настолько поразил Берендея силой и ловкостью, что князь даже пригласил нового богатыря к себе за стол. Илья, польщенный такой честью, аж светился от счастья. Он мгновенно сошелся с Поповичем и Добрыней и теперь развлекал новых друзей байками про свою деревенскую жизнь. Его рассказы одновременно вызывали искренний смех новых друзей и презрительную гримассу Лихосватского. Последний вообще считал, что присутствие за столом этого «лаптя» унизительно для него лично, но был вынужден смириться. Слово князя – закон!
Справедливости ради надо заметить, что вся остальная дружина была далека от этих сложностей, и с завидным усердием перемалывала гору еды, обильно смачивая ее при этом вином. Тост следовал за тостом. Пили за Русь, за Киев и конечно же за Берендея. Именно после одного такого тоста в зал ворвался дьячок Микишка.
– Что же это делится-то, народ православный?! Куда катится Россия-матушка?!
Хмельной народ встретил Микишку радостным гоготом. Вздорный нрав дьячка был знаком всем. Однако скандалист, ничуть не замечая усмешек, тут же припустился бегом через весь зал к Берендею. Князь от перспективы общаться с оглашенным толмачом в восторг не пришел и недовольно поморщился. По части ведения дел Микишка был просто незаменим, и его склочный характер приходилось терпеть даже князю.
– Да ежели всякие расстриги будут на дороге государственных людей стоять, так энто же самому государству угроза станет! – выпалил запыхавшийся толмач.
– Что случилось-то? – без всякого интереса в голосе спросил Берендей.
– Так я говорю! Весь в делах, весь в заботах, бегу во дворец, дабы представить пред ваши светлые очи бумаги...
– Так пир же сейчас! – не выдержал князь. – Какие бумаги?
Однако на такие причины, судя по всему, дьячку было плевать.
– А на воротах стоит... – тут Микишка немного замялся, – громадный такой, стриженый, со скобленой мордой, в одеже бесовской и с огромным крестом на груди.
Услышав такое описание, Муромец вздрогнул и что-то быстро пояснил новым друзьям.
– Так если с крестом, небось не бес, – резонно заметил Берендей, но загнать в угол Микишку было непросто.
– Бес, вот истинно говорю – бес!
Такой разговор мог продолжаться еще долго, но тут словно от удара раскрылись дубовые ворота в трапезную.
Не торопясь, вразвалочку в зал вошел очень странный человек. По большому счету, если отбросить эмоции, дьячок описал его довольно точно. С одной стороны, огромный золотой крест на его груди говорил о духовном сане (пусть даже бывшем), но, с другой стороны, отсутствие бороды (да что там бороды, волос на голове!) делало это предположение, мягко говоря, сомнительным.
Голосившие вовсю изрядно выпившие богатыри резко замолчали и с неподдельным интересом уставились на вошедшего. Нравы тогда были суровые, за такую вольность князь вполне мог укоротить наглеца на голову. Но странный монах-расстрига прошел между столами прямо к княжескому трону с такой уверенностью и невозмутимостью, что чуть ли не все решили, что он имеет на это право.
– Зрав будь, князь! – чуть нагнул голову Илюха (наклоняться до земли, как его учила Любава, он, конечно, не стал). – И вы здоровы будьте, мужики! – бросил он остальным.
– И тебе здравствовать... – Берендей лихорадочно прикидывал, как бы назвать странного гостя, – милчеловек.
– Да что же это делается-то! – заверещал было Микишка, но Берендей одарил его таким красноречивым взглядом, что тот тут же замолчал.
– Тут, что ли, в дружину богатырей принимают? – не дождавшись ответа от князя и не обращая внимания на верещание Микишки, продолжил вошедший. – Ну так я пришел. Стало быть, готов там, не щадя живота своего и так далее. Что касается оплаты, так это завтра прибудет мой адвокат, он за меня и подпишет все бумаги и перетрет все тонкости.
Зал дружно весело загудел, такого в княжеском дворе еще не было. Обычно претенденты на место в дружине вели себя значительно скромнее.
– Еще один, – буркнул Лихосватский.
– И куда мир катится?! – не удержался и заверещал дьячок. – То какой-то лапотник в дружину лезет, то расстрига окаянный. Это не деревенские посиделки, а дружина княжеская!
– Вот именно, княжеская, – прервал своего секретаря Берендей. – Вот я и решать буду.
На удивление всем присутствующим новый претендент в дружину держался абсолютно спокойно. Создавалось такое впечатление, будто он абсолютно уверен, что его возьмут в дружину, и всякие такие формальности его не касаются.
– Ишь ты, какой шустрый! – хмыкнул явно повеселевшим голосом Берендей после некоторого раздумья. – В мою дружину попасть не так-то просто!
Ратники одобрительно закивали.
– Ну-ка, воевода мой верный, задай-ка этому молодцу задание, да потруднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90