он не разделяет своего неба от других и защитит нас лучше фетишей.И они охотно сделались мусульманами; их господин не сказал им причин, которые заставляли его действовать, но для его планов было необходимо, чтобы его черные невольники сделались магометанами. Только таким образом могли они доставлять ему сведения об их безопасности во время пребывания в Тимбукту и исполнять главные роли в драме, которая должна разыграться в этом городе.Вечером, когда путешественники заснули в своих палатках, убаюкиваемые зловещим воем шакалов и гиен, бродивших около лагеря, эль-Темин, перебирая в уме все предосторожности, которыми окружал эту экспедицию, мог снова сказать себе, что не забыл ничего. Потом завернувшись в свое одеяло, он произнес на одном из наречий Нигриции:— Нгналах Иколоссей! Да хранит нас Бог!— Ндегам Наика, да будет так! — ответил доктор, который, прежде чем заснул, думал о том же. ГЛАВА III. Сахара. Безводный колодец Среди ночи доктора разбудило странное ощущение: ему показалось, что кто-то лизнул ему руку. Но, ощупав все вокруг и прислушиваясь, он ничего не нашел в подтверждение своих опасений, принял это за сон и скоро опять заснул. Вдруг голоса, к которым примешивался жалобный вой собаки, заставили его вздрогнуть.— Отведите ее на пятьдесят шагов, — говорил эль-Темин тоном, не допускавшим возражения, — и пусть пистолетный выстрел освободит нас от нее.Доктор выбежал. Дело шло об его собаке.— Фокс! Мой бедный Фокс! — закричал он вне себя, видя, что один из негров надел собаке веревку на шею и хотел тащить, — как ты попал сюда? Я оставил тебя под надзором негров в Квадратном Доме.— Это очень просто! — сказал эль-Темин, видимо раздосадованный этим обстоятельством, — его недостаточно долго держали на привязи, и он воспользовался этим, чтобы пуститься по нашим следам; эта порода необыкновенно умна. Очень жаль, но собака должна умереть!— Вы этого не сделаете, эль-Темин! — сказал доктор, тронутый до слез, — вы не знаете, что он три года был единственным товарищем моей нищеты?— Уведи его! — вместо ответа сказал эль-Темин негру, отвернувшись.— Эль-Темин! — умолял доктор.— Он помешает успеху нашей экспедиции; пусть исполнят мое приказание!Быстрее молнии, доктор вырвал веревку из рук негра и освободил свою собаку.— Неповиновение! — сказал начальник, нахмурив брови и взводя курок у своего револьвера.— Вы вправе стрелять и убить нас обоих, но я не оставлю моей собаки… Выслушайте меня, эль-Темин!— Неужели вы думаете, — ответил начальник, — что, жертвуя четыре года моими днями и ночами самому святому делу, я поколеблюсь пожертвовать жизнью человека?Он сделал шаг к доктору и прицелился в него.— Остановитесь! — вскричал Барте, который до сих пор присутствовал при этой сцене, не сделав ни малейшего движения, не произнеся ни одного слова.— Как! И вы также, Барте? Если мы начинаем таким образом, не к чему было оставлять Марокко!— Эль-Темин, — ответил молодой человек решительным тоном, — пусть мы идем из преданности к… к моей клятве навстречу опасностям, которые могут быть гибельны для нас. Всякий из нас был волен в этом, и доктор так же, как и мы. Но если человек должен из-за этого лишиться жизни, я предпочту отказаться, уверяю вас! Выслушайте доктора, он просит вас об этом.— Хорошо! — сказал начальник, опустив револьвер.— Скажите мне, эль-Темин, в чем мой бедный Фокс может помешать нашей экспедиции?— Он может залаять и обнаружить наше присутствие.— Если только это, успокойтесь. Вы видите, какую необыкновенную понятливость выказал он, догнав нас через сорок дней. Правда, он должен был сделать этот путь в десять раз скорее нас. Могу вас уверить, он ни в чем не будет мешать каравану; одним знаком, одним движением я заставлю его остаться неподвижным по целым дням, и он гораздо менее обнаружит наше присутствие, чем лошади и верблюды, которых мы ведем с собой.— Но если, например, нам придется оставить позади весь караван для особой экспедиции, собака ваша побежит за нами?— Мне стоит только положить мой чемодан или какую бы то ни было вещь, мне принадлежащую, приказав Фоксу лечь возле и не трогаться с места до моего возвращения, и могу вас уверить, что он послушается меня.Все время, пока происходил этот разговор, бедная собака, сидя на песке, смотрела то на своего господина, то на того, кто возражал ему, словно она понимала, что дело шло о ее жизни.— Ну нечего делать, — сказал эль-Темин, под суровостью которого скрывалась редкая чувствительность, — примем этого нового спутника; но, признаюсь, я на него не рассчитывал… Доктор, вот моя рука, извините меня за минуту гнева, причину которого вы поймете впоследствии. Видите, в предприятиях такого рода все погибнет, если начальник не поддерживает железной дисциплины. Что буду я делать завтра, если один из мавров-свидетелей этой сцены, также откажется повиноваться мне?— Ни тот, ни другой ничего не поняли в этой сцене, потому что волнение заставило меня забыть об арабском языке, и я заговорил с вами по-французски; вы отвечали на том же языке, а через Хоаквина можно распространить слухи, что ваш револьвер был направлен на собаку, а не на меня, и что вы согласились на мою просьбу.— Ну, конечно. Дай Бог, чтобы мне не пришлось раскаяться в этой слабости.— Я вам сказал, что ручаюсь за мою собаку; я уверен, что она не будет нам в тягость; может быть даже окажет вам услугу.Солнце уже взошло, когда караван отправился в путь; перед ним открывалась неизмеримая и пустынная равнина, которую арабы на своем образном языке, назвали морем без воды, и которая начинается от берегов Атлантического океана и кончается у берегов Египта и Нубии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48