Лайам понял, что пора уходить.
– Конечно-конечно. А можем ли мы поговорить с вами попозже?
– Боюсь, я уже сказал все, что мог, иерарх.
– Ну что ж… Тогда мне пора.
Лайам повернулся и двинулся к выходу, но, уже взявшись за дверную ручку, остановился.
– Мастер Виеску, – сказал он и дружелюбно улыбнулся, хотя ему сейчас больше всего на свете хотелось схватить этого сморчка за ворот и трясти до тех пор, пока тот не выложит все. – Мои молитвы будут всегда с вами.
Хотя аптекарь ожидал и не этого, так пристально вглядываясь в лицо Лайама минуту назад, но эти слова все-таки определенно пришлись к месту. Угрюмая физиономия Виеску смягчилась, и он кивнул.
– Спасибо, иерарх, – произнес он внезапно осевшим голосом.
– Возможно, мастер Виеску, вы согласитесь оказать мне две небольшие услуги, – решился рискнуть Лайам. Я буду вам очень обязан, если вы, встретив женщину, о которой мы говорили, не станете упоминать обо мне. А еще я прошу вас во время шествия за меня помолиться.
– Я недостоин, – отозвался Виеску, уткнувшись взглядом в пол.
Лайам невольно опешил – что бы это могло означать?
– А кто из нас, смертных, достоин? И все-таки я буду очень вам признателен, если вы выполните обе мои просьбы.
– Как вам будет угодно, – пробормотал Виеску и быстро вышел.
Лайам на миг задержался в пустом помещении, размышляя о странном поведении аптекаря. Повторившийся зон рога вывел его из задумчивости, и Лайам покинул аптеку.
На этот раз песня рога звучала вдвое дольше, и Лайам заметил, что все уличные прохожие двигаются в одном направлении. Лайам решил, что они поспешают к месту сбора процессии, и двинулся следом. В конце концов, он ведь сказал Виеску, что примет участие в храмовой службе.
Обычно центральная площадь Саузварка кишела людьми, которые либо что-то продавали и покупали, либо праздно глазели на бродячих артистов – жонглеров, клоунов и музыкантов. Завзятые голубятники гоняли над площадью своих птиц, нацеливая их на стаи соперников. Стаи сшибались в воздухе, и сильная стая увлекала с собой более слабую. Лайам никогда не уставал наблюдать за этой игрой и просто не мог упустить случая полюбоваться, хотя бы недолго, на раскованный полет голубей.
Квадратная каменная туша тюрьмы и выходящий фасадом на западную сторону площади массивный дворец герцога с внушительной колоннадой, как правило, никого не смущали, и большую часть дня у разбросанных по остальным сторонам площади кабачков, лавочек и закусочных дела шли довольно бойко.
Но сегодня никаких голубиных стай над площадью не вилось, равно как не было тут и голубятников, управляющих своим пернатым воинством с помощью свиста и пронзительных воплей.
Сегодня площадь казалась менее шумной и деятельной, хотя она и была заполнена людьми, и все новые люди спешили к ней по прилегающим улочкам и переулкам. Явно чего-то ожидающие сотни принаряженных горожан вели себя на удивление тихо.
То аккуратно раздвигая людей, то ловко проскальзывая между ними – благо, телосложение позволяло, – Лайам попытался протиснуться к центру площади. Но там толпа оказалась такой плотной, что Лайаму сделалось неуютно, и он принялся из нее выбираться, что и делал достаточно долго, пока наконец не добрался до двух этажного питейного заведения. Там не было никого, и его шаги прозвучали в пустом помещении особенно гулко.
Весь персонал заведения собрался на галерейке второго этажа, благоговейно глазея на редкое зрелище. Лайам, поднявшись по лестнице, вежливо кашлянул. Хозяин кабачка обернулся в ярости, но, увидев дорогой наряд посетителя, сдержал свое раздражение.
– О, мой лорд! – залебезил он. Вы хотите оказать нам любезность и вместе с нами посмотреть на процессию? Не угодно ли будет присесть вот здесь?
Хозяин выгнал из-за одного из расположенных вплотную к бортику галереи столиков группку служанок и слуг и усадил туда Лайама, игнорируя угрюмые взгляды своих работников.
– Чего-нибудь желаете, мой лорд?
– Только вина, – отозвался Лайам.
Хозяин самолично и весьма расторопно принес вина, подобострастно улыбнулся, потом ринулся в другой конец галереи и отвоевал себе место меж двух рассерженных дородных мойщиц посуды.
Потягивая вино, Лайам принялся наблюдать за тем, что творилось на площади.
Перед мрачными каменными ступенями тюрьмы виднелся помост высотой примерно с человеческий рост. Лайам, криво усмехнувшись, отметил про себя, что некоторые детали его конструкции позволяли скоро и без особой возни воздвигнуть над ним виселицу. Вокруг помоста было оцеплено небольшое пространство. Стражники, стоявшие в оцеплении, смотрелись просто великолепно – в черных сюрко, украшенных гербом герцога, в совершенно бесполезных в бою, но до блеска начищенных церемониальных доспехах.
Внутри оцепления виднелась немногочисленная группа людей. Наголо обритые жрецы Урис тихо переговаривались между собой. Чуть поодаль от них помещались знатные горожане. Из них Лайам узнал только Анкуса Марциуса, остальные были ему незнакомы. Зато он узнал Тома Виеску, стоявшего чуть в стороне. Аптекарь был облачен в ослепительно белое длинное одеяние, но даже кустистая борода его не в силах была скрыть, что хозяин ее чем-то весьма опечален.
Возле оцепления стоял и эдил Кессиас – его обычно лохматая шевелюра была сейчас тщательно расчесана и вроде бы даже чуть припомажена, – он хмуро взирал на какого-то стражника в будничной форме. Стражник, как видно, о чем-то ему докладывал. Кессиас продолжал хмуриться, потом кивнул и, повернув голову, принялся обшаривать взглядом толпу. Лайам с любопытством за ним наблюдал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98