Подальше от всего этого… Или уехать куда-нибудь из города, остановиться в гостинице и вызвать к себе Хельге, чтобы хорошенько, в полном покое, поговорить с ним?
Ах, если бы они могли побыть хоть немного вдвоем, без помехи! Она попыталась вызвать в себе воспоминание о весне в Италии. И перед ней ясно встало и тепло, и зеленая Кампанья, и белые цветы, и серебристая пелена над горами, и ее радостное и светлое настроение… но образа Хельге, каким он был в ее глазах тогда, когда она была влюблена в него, она не могла воскресить в своей памяти.
То время отошло далеко-далеко назад, и оно представлялось ей каким-то обособленным островком в ее жизни. Если бы она не сознавала рассудком, что это действительно так было, то она не могла бы найти никакой связи между тем, что прошло, и тем, что было теперь.
А его семья… Нет, у нее нет ничего общего с ними. И вот там-то она и теряла своего Хельге.
Но как странно, что она так и не могла сродниться с мыслью, что ей нет никакого дела до этих людей.
Да, Грам прав. Им необходимо уйти от всего этого.
Она уедет сейчас же. Уедет прежде, чем придет Хельге объясняться по поводу того, что произошло вчера.
Йенни быстро уложила в саквояж кое-какие вещи и надевала уже пальто, когда в дверь раздался стук. Она сейчас же узнала по стуку, что это Хельге. Он постучал несколько раз.
Йенни замерла на месте и не шевелилась до тех пор, пока не услыхала, что он отошел от двери. Немного спустя она взяла саквояж, заперла ателье и стала спускаться с лестницы.
На одной из площадок она еще сверху увидала фигуру мужчины, сидевшего на окне. Это был Хельге. Он смотрел вверх и увидел ее. Тогда она спустилась к нему. С минуту они молча смотрели друг на друга.
– Почему ты не хотела отпереть мне дверь? – спросил он наконец.
Йенни ничего не ответила.
– Разве ты не слыхала, как я стучал?
– Да, я слышала. Но мне не хотелось говорить с тобой. Он посмотрел на ее саквояж:
– Ты едешь к матери?
Йенни подумала и потом ответила:
– Нет. Я хотела поехать в Хольместранд дня на два. Я думала написать тебе и попросить тебя приехать туда. Там мы могли бы пожить спокойно без посторонних и без неприятных сцен… Мне так хотелось поговорить с тобой спокойно и без помехи.
– И мне хотелось бы поговорить с тобой. Не подняться ли нам к тебе?
Она не сразу ответила.
– Или у тебя там кто-нибудь сидит? – спросил он. Йенни посмотрела на него:
– Кто-нибудь у меня в ателье? Когда я ушла?
– Мог быть кто-нибудь… с кем ты не хотела выйти вместе… Она вспыхнула до корней волос.
– Но почему же? Ведь я не знала, что ты тут сидишь и подкарауливаешь меня…
– Дорогая, ты должна же понять, что я вовсе не думал, что с твоей стороны тут что-нибудь предумышленное…
Йенни ничего не ответила и начала подниматься по лестнице. В ателье она поставила саквояж и осталась в верхнем платье. Она молча смотрела, как Хельге снял пальто и поставил в угол зонтик.
– Отец сказал мне сегодня утром… что ты была у него в конторе и видела, как мать ходила перед домом…
– Да. – После некоторого молчания она прибавила: – Странная у вас в семье привычка подсматривать… Должна сознаться, что мне трудно привыкнуть к этому.
Хельге покраснел.
– Милая Йенни… мне необходимо было поговорить с тобой. Привратница сказала, что ты наверху. Пойми же, что тебя я ни в чем не подозреваю…
– Скоро я ничего уже больше не буду понимать, – сказала она с раздражением. – Довольно с меня всего этого!.. Все подозревают друг друга в чем-то, скрывают друг от друга, ссорятся и злятся друг на друга… Господи! Хельге, да неужели же ты не можешь меня хоть сколько-нибудь оградить от всего этого?!
– Бедная Йенни! – тихо проговорил Хельге. Он подошел к окну и стал к ней спиной. – Я страдаю от этого гораздо больше, чем ты предполагаешь, Йенни. Ведь… это нечто ужасное… Потому что… Неужели ты не понимаешь этого сама?… В данном случае ревность матери не без основания…
Йенни изменилась в лице и задрожала. Хельге обернулся и заметил это.
– Конечно, я уверен, что отец не сознает этого сам. Иначе он воздерживался бы от твоего общества… Хотя… он говорил мне, между прочим, что нам обоим было бы лучше уехать отсюда. Право, не знаю… не он ли навел тебя на мысль уехать?…
– Нет, уехать в Хольместранд я решила самостоятельно. Но вчера он говорил мне, что мы не должны были бы оставаться в Христиании… когда поженимся…
Она подошла к нему и положила ему руки на плечи. И в голосе ее послышались жалобные ноты, когда она заговорила:
– Хельге… дорогой мой… мне действительно необходимо уехать, раз это так. Хельге, Хельге, что же нам делать?
– Уеду я, – сказал он коротко. Он снял со своих плеч ее руки и прижал их к своим щекам. С минуту они так стояли.
– Да, но и мне надо уехать, – сказала Йенни. – Ведь пока я думала, что твоя мать только взбалмошна… и даже вульгарна… я могла не обращать на ее поведение никакого внимания. Но теперь… если даже ты ошибаешься… Я не в состоянии заставить себя ходить туда… раз я вечно буду задавать себе вопрос, не права ли она. У меня не хватит духу смотреть ей в глаза, и я буду вести себя так, будто я, действительно, в чем-нибудь виновата…
– Иди сюда, – произнес тихо Хельге. Он привлек ее к себе и посадил на диван рядом с собой. – Йенни, я должен задать тебе один вопрос: любишь ли ты меня еще, Йенни?
– Ты это сам знаешь, – ответила она быстро и испуганно. Он взял ее холодную руку в обе свои и сказал:
– Было время, когда ты любила меня… одному Господу известно, за что. Но я знал, что ты говоришь правду, когда ты говорила, что любишь меня. Все твое существо дышало любовью ко мне, и ты радовалась этой любви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68