Плавность
Так же как непрерывен ход времени, непрерывно движение и развитие всех существующих в нем систем. Однако предметом обсуждения данной главы мне бы хотелось сделать не такой достаточно объективно воспринимаемый параметр как непрерывность (объективность употреблена мною в смысле общего соглашения по восприятию и оценке), наоборот – нечто, воспринимаемое совершенно субъективно, а значит, основываясь на сугубо индивидуальных чертах личности, ее опыте и настроении.
На пьедестал данной главы, на вершину иерархии моих измышлений в данном отрывке (какое точное слово!) сей рукописи мне бы хотелось поставить Плавность. По прихоти провидца-совпадения или (эта версия менее фаталистична, и как вся человеческая логика, призванная поставить людей во главе Вселенной, упрямо прямолинейна) следуя интуиции наименования предметов и явлений, это слово получилось по звучанию таким плавным, округлым, с бесконечной терпимостью спирали. Лишь острый хвостик «ость» подчеркивает властность хозяина языка – существительного. Этот хвостик своим непослушным завитком нарушает всю гармонию спирали (если бы только в моем распоряжении были холст и кисть, я же, увы, призван использовать для этого лишь свое воображение и покорный лист бумаги, я бы изобразил свое восприятие звучания этого слова в виде аккуратно заворачивающейся спирали, а дисгармонирующий завиток направил бы вовне, в сторону, противоположную общему движению). С любопытством для себя отмечаю, как на бумаге отразился след моего подсознания – никогда не рассуждая явно на эту тему, и, в чем стыдно должно быть человеку, надолго взявшемуся за перо, не интересуясь особо проблемами языкознания – что на роль властителя языка претендует прежде всего существительное.
Интересно, что будет, если посчитать количество известных слов в каждой из основных категорий: существительные, глаголы, прилагательные? Кто выиграл бы в этой нелепой гонке к превосходству и власти? Однако эти цифры не прояснили бы ничего в этом вопросе, т. к. словарь для многих – океан без дна, из которого мы черпаем употребляемые слова. И получаем свои уникальные (воображаемые, конечно) списки слов. Это списки статичны. Однако комбинируя их, смешивая, словно художник комбинирующий краски в поисках нужного цвета, в присущей каждому из нас своеобразной манере, мы получаем хаос предложений, отражающий лишь небольшую часть наших мыслей, да и то, только часть – явно нами осознаваемую. Безусловно, существительные нужны. Без них не может обойтись не только язык как средство общения и передачи опыта и знаний, но и само наше мышление, сама система восприятия жизни была бы немыслима без существительных. Классификация всегда первична. Способностью классифицировать, i.e. искать общность в разных, на первый взгляд, вещах и явлениях, мы наделены от природы. Поэтому существительное заслужило свое почетное первое место. Однако категория – суть абстрактное понятие, как и признак, по которому мы ищем общность, т. е. схожесть в группе предметов. Но, как и любое абстрактное понятие, оно крайне безлико, уже хотя бы потому, что практически любая нетривиальная классификация может быть проведена несколькими различными способами. И как любое безликое понятие, оно не относится ни к одной конкретной вещи или человеку, не способная в безграничности просторов своей вместимости выразить конкретное, уникальное, неповторимое состояние вещи или предмета в данный момент. И тут на помощь нам приходит глагол. Ему (несколько несправедливо) мы отведем второе место, ибо сам по себе он не существует (хотя является абстрактным понятием, т. к. выражает группу слов языка, однако не является абстрактным как сама группа, которую описывает существительное). Глагол не существует сам по себе. Он создан, чтобы описывать существование вещей и явлений во всей красоте и непредвиденности их развития. К сожалению, нет глагола, состоящего в родственных отношениях с существительным «Плавность». Однако есть наречие – Плавно. Оно поистине плавно. Оно летит, одухотворенно парит над бездной безликой страницы, лишенное атавистического хвоста его прародительницы.
Почему смех нам представляется менее привлекательным, нежели оброненная в растерянности улыбка? Немногие, я думаю, задавались явно этим вопросом, однако многим более нравится красота и мягкость улыбки, чем спазмы гомерического хохота. Причины на то у каждого свои, и как у любого, не поддающемуся объективной оценке (не существует приемлемого метода измерения) параметра, его восприятие зависит во многом от сугубо индивидуальных черт личности каждого из нас. Причина, почему улыбка более манит нас своим двусмысленным обещанием, и почему немного отталкивает смех (застывший, запечатленный всевидящим оком фотоаппарата человек с гримасой смеха на лице почти безобразен, но светящаяся, беззвучная теплота улыбки делает его почти ангелом), кроется и в незаконченности первой, и в том, что улыбка как бы символизирует начало, зарождение процесса, в то время как смех почти всегда символизирует его завершение; и в загадочности улыбки, в ее неуловимой гамме оттенков. Но главное (так представляется мне), почему улыбка предпочтительней для большинства – это ее Плавность, граничащая с робостью, но лишенная ее паралитической неспособности к действию, завершает один процесс и начинает второй, позволяя им плавно перетечь друг в друга. Кажущаяся медлительность такого перетекания (слово «переход» острое, игольчатое и не подходит для описываемого процесса) дает возможность не только совершить действие, но и наблюдать за ним, не вмешиваясь (вспомним о созерцателе).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64