После совещания Марта взяла такси, отпросившись у началька (ей пришлось пропустить считающийся в таких случаях почти обязательным банкет) и сказала таксисту свой прежний адрес. Подъезжая к дому, к бывшей любимой и родной, но три года назад возненавиденной квартире, сердце Марты затрепетало, а дыхание стало прерывистым.
Разговор с мужем был недолгим вопреки тому, что можно было бы ожидать в такой ситуации. Они просто стали друг другу чужими людьми. Но Марта, со свойственной уже новой Марте последовательностью и упорством, приняла решение не отступать. Она вернулась в Италию, но лишь затем, чтобы уладить все формальности, необходимые для возвращения на родину. И она вернулась. Но то, к чему она так стремилась, то, чего она ждала от этого возвращения, она так и не нашла, ибо прошлое отреклось от нее по ее же собственной инициативе, а вот назад принять уже отказывалось. И тут снова, словно три года назад, но уже с новой, созревшей силой Марту охватили страх и отчаяние. Кто она? Кем стала, отрекшись от своей жизни, от своего прошлого, как неизменного свидетеля подлинности истории человека в этом мире? И вот тогда Марта пришла к Еве и заявила ей о том, что наше прошлое – властвует над нами, что мы его заложники и рабы. Но самое главное – человек не может существовать без своего прошлого.
Непостоянное «Я» или тысячи наших лиц
Только что, мой дорогой читатель, я рассказал тебе историю Марты, с такой легкостью отрекшейся от своего прошлого, которое не приняло ее возвращения. Ее истории можно посочувствовать, запомнить ее и не совершать подобных ошибок, но посылка данной ошибке находилась не в действии, а в мыслях, именно в том месте, где она обычно и зарождается. Марта ошибалась не только в том, что считала, будто одного желания человека достаточно для того, чтобы попрощаться с его прошлым, с его историей, хранящей все события прошедших лет, не только в том, что считала, будто одного такого же желания будет достаточно, для того, чтобы вернуться, она также заблуждалась, полагая, что всегда, на протяжении всей своей жизни, с грузом правдивого и не могущего врать прошлого, той заснеженной тропинке, хранящей наши следы, мы существуем в роли одного человека, с четко обрисованным и неповторимым, и немогущем измениться набором черт.
…Устроившись на дощатом пороге своего спрятанного в лесу никому не известного, разве что местному леснику домика, сидела она, закрыв плечи широкой шалью, с чашкой горячего кофе, с распущенными перед сном длинными волосами, и любовалась на проступившие благодаря близлежащей поляне предзакатные лучи солнца, в это время уже почти не излучающие тепла. Отсвет играл в ее русых волосах, то золотя их, то оставляя чернеть на фоне контрастов, и в непослушной челке чувствовалась особая вольность и сила характера человека-отшельника, добровольно, со всем пониманием, выбравшего жизнь в лесу в полном одиночестве.
…Сосредоточившись перед ответственным прыжком сальто (страховка не натянута над ареной) она стоит в том красивом, черном костюме, стразы на котором мерцают в свете подвешенного у самого потолка вращающегося шара из зеркальной мозаики, стоит, затаив дыхание, мысленно измеряя пульс своего поминутно учащающего удары сердца.
…Уловив скорость, дав ей побродить в крови, она летит по ночному городу на автомобиле, и все, что еще за несколько минут до этого представляло собой светящиеся витрины ночных магазинов, окна домов засидевшихся допоздна людей, огни ресторанов, принимающих посетителей, и просто ночных фонарей, призванных осветить город, который без их помощи был бы скрыт широким раскидистым шлейфом немой ночи, сливается в одну непрерывную полосу света.
…Разбросав на письменном столе сотни перемешанных страниц удавшейся прозы, а также тех слов, которые без всякого сожаления она оставит покояться в мусорном ведре, вот только найдет и разложит их по нужным стопкам пальцами, впитавшими еще не успевшую высохнуть краску, она обдувает новую сцену в создаваемой ею книге, не замечая ни сбежавшего кофе, недовольно фыркающего на плете, ни звонка в дверь назначенного на это время журналиста.
Все это было с ней не на самом деле, и длилось совсем недолго, какие-то скупые несколько минут. Но она переживает эти мгновения, которые происходят только лишь в одном ее воображении, как будто бы они были самой настоящей явью, и после каждого такого преображения, своего рода метаморфозы, происходящей пусть в мыслях, но ощущаемых на физическом и ментальном уровне полноценными эмоциями, она уже не бывает прежней, она чуть-чуть меняется. И так по сто раз на дню.
Едва уловимые, порой незаметные даже для нее метамормозы, зарождающиеся в ее воображении, перекраивают ее личность, и, если не придираться к словам и не пытаться найти исчерпывающей универсальной формулировки, ибо такой просто не существует, то можно смело заявить, что каждую новую минуту нашей жизни мы встречаем, будучи уже немного другими, а значит новыми, доселе не существовавшими людьми, и значит каждую минуту кто-то, кем мы были за несколько мгновений до этого, не выдержав наступивших внезапно неожиданных изменений, исчезает. Человек есть то, что он представляет собой в данный момент. Это может быть момент совершеннейшего преображения. И этот человек может просуществовать не более минуты, не более мгновения, и никто никогда так и не узнает о том, что он был. А единственный, кому могут быть адресованы все вопросы, в той или иной степени заключающие в себе главный вопрос «Кто же мы есть?», кому есть смысл их адресовать в виду того, что только он может ответить на данный вопрос, только он, а отнюдь не наше прошлое, кому мы привыкли предъявлять претензии и перед кем становимся с недовольным вопрощающим видом, он – настоящий момент может ответить на этот интригующий вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64