Плевать я хотела на
вечность.

- Вечность тут ни при чем,- усмехнулся Шевек, худой, лохматый, весь
из серебра и тени.- Все, что нужно, чтобы увидеть жизнь,- это увидеть ее
с точки зрения смертного. Я умру, ты умрешь, а иначе как бы мы могли любить
друг друга? Солнце однажды догорит до конца, что же еще заставляет его
светить?

- Ох, уж эти твои разговоры, эта твоя проклятая философия!

- Разговоры? Это не разговоры. Это не доводы рассудка. Это
прикосновение рукой. Я касаюсь целого. Я держу его. Что здесь лунный свет,
что - Таквер? Как мне бояться смерти, когда я держу его, когда я держу в
руках свет...

- Не будь собственником,- прошептала Таквер.

- Родная, не плачь.

- Я не плачу. Это ты плачешь. Это твои слезы.

- Мне холодно. Лунный свет холодный.

- Ляг.

Когда она обняла его, он резко вздрогнул.

- Мне страшно, Таквер,- прошептал он.

- Брат, милый, молчи.

Эту ночь, как и много других ночей, они проспали, обнявшись.

Глава седьмая УРРАС

В кармане новой, подбитой курчавым мехом куртки, которую Шевек заказал
к зиме в магазине на кошмарной улице, он нашел письмо. Он не представлял
себе, как оно туда попало. Его совершенно точно не было в почте, которую
ему доставляли дважды в день, состоявшей исключительно из рукописей и
оттисков от физиков со всего Урраса, приглашений на приемы и бесхитростных
посланий от школьников. Это был кусок тонкой бумаги, сложенный текстом
внутрь, без конверта; на нем не было ни марки, ни штампа какой-либо из трех
конкурирующих почтовых компаний.

Смутно предчувствуя недоброе, Шевек вскрыл его и прочел: "Если ты -
архист, то почему ты сотрудничаешь с системой власти, предавая свою планету
и Одонианскую Надежду, тогда как должен нести нам эту Надежду. Страдая от
несправедливости и угнетения, мы следим за Планетой-Сестрой, светом свободы
в темной ночи. Присоединяйся к нам твоим братьям!" Ни подписи, ни адреса не
было.

Это письмо потрясло Шевека и морально, и интеллектуально. Он
почувствовал не удивление, а что-то вроде паники. Теперь он знал, что они
здесь есть - но где? Он до сих пор не встречал ни одного, он вообще до сих
пор не сталкивался ни с одним бедняком... Он допустил, чтобы вокруг него
возвели стену, и даже не заметил этого. Он принял предоставленное убежище,
как собственник. Его кооптировали - в точности, как сказал тогда
Чифойлиск.

Но как сломать стену, Шевек не знал. А если он ее и сломает, куда ему
идти? Паника охватила его еще сильнее. К кому он мог бы обратиться за
помощью? Со всех сторон он окружен улыбками богачей.

- Эфор, я хотел бы поговорить с вами.

- Да, господин. Извините, господин, я делаю место поставить сюда это.

Слуга умело управлялся с тяжелым подносом, он ловко снял крышки с
блюд, налил горький шоколад так, что пена поднялась до края чашки, и ни
капли не брызнуло, не пролилось. Ему явно доставляли удовольствие и сам
ритуал завтрака, и то, как он умело его выполняет, и столь же явно он не
желал, чтобы ему в этом мешали. Он часто говорил по-иотийски совершенно
грамотно, но сейчас, стоило Шевеку сказать, что он хочет поговорить с ним,
как Эфор перешел на отрывистый городской диалект. Шевек научился немного
понимать его; в замене звуков можно было разобраться, уловив ее принципы,
но усеченные фразы он почти не понимал. Половина слов пропускалась. "Это,
как код",- думал он: словно "ниоти", как они себя называли, не хотели,
чтобы их понимали посторонние.

Слуга стоял, ожидая приказаний. Он знал - он в первую же неделю узнал
и запомнил все идиосинкразии Шевека - что Шевек не хочет, чтобы он
отодвигал для него стул или прислуживал ему за едой. Он стоял очень прямо,
в позе, которая выражала внимание и убивала всякую надежду на неофициальный
разговор.

- Садитесь, Эфор.

- Если вам угодно, господин,- ответил слуга и чуть подвинул стул, но
не сел.

- Вот о чем я хотел поговорить. Вы знаете, что я не люблю приказывать
вам.

- Стараюсь делать, как вы любите, без приказаний.

- Я это вижу... я не об этом. Знаете, у меня на родине никто никому
не приказывает.

- Я об этом слыхал, господин.

- Ну, вот, я хочу познакомиться с вами, как с равным, как с братом.
Вы единственный из всех, кого я здесь знаю, не богатый... не владелец. Я
очень хочу разговаривать с вами, хочу узнать, как вы живете...

Шевек в отчаянии умолк, увидев на морщинистом лице Эфора презрение. Он
сделал все возможные ошибки, Эфор считает его дураком, который смотрит на
него свысока и сует нос не в свои дела.

Безнадежным жестом он уронил руки на стол и сказал:

- Ох, черт, извините меня, Эфор! Я не умею выразить то, что хочу
сказать. Пожалуйста, не обращайте внимания.

- Как прикажете, господин.

Эфор вышел из комнаты.

Тем дело и кончилось. "Класс неимущих" остался для него таким же
далеким, как тогда, когда он читал о нем в учебнике истории в Региональном
Институте Северного Склона.

Еще до этого он обещал Оииэ провести у них неделю между зимней и
весенней четвертью.

После того, как Шевек в первый раз побывал у них в гостях, Оииэ
несколько раз приглашал его на обед, всегда - несколько официальным тоном,
словно выполняя долг гостеприимства или, быть может, приказ правительства.
Но у себя дома он держался с Шевеком с неподдельным дружелюбием, хотя
всегда оставался чуть настороженным. Ко второму визиту Шевека оба сына Оииэ
решили, что он их старый друг, и их уверенность в том, что Шевек тоже так
считает, явно озадачивала их отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96