Чигола машинально потрогал темя и ощутил горький привкус во рту.— Луиза Ченчи, — начал Чигола, — нам нужно, чтобы вы ответили на два вопроса. Во-первых, в котором часу вы вчера ушли из музея. И во-вторых, кто отпер вам дверь, сторож Федериго или привратник Лоренцо.— Я вышла из музея после полуночи, около четверти первого. Мне никто не открывал, потому что служебный вход был отперт.Чиголе показалось, что в его ушах торжественно гремят колокола. Он победоносно оглядел присутствующих и потёр руки. “Ага! Я же сказал, что племянничек старика Монтано имел ключ! Взял картину, которую его соучастник заранее вынул из рамы, отпер служебный вход — и поминай, как звали!”Чигола чувствовал, что все нити преступления в его руках, он ликовал в душе и с трудом удержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. Конечно же, Марио! И его шайка! Это их рук дело!— Расскажите подробнее, как вы покинули музей! — предложил Чигола свидетельнице. Он хотел продлить удовольствие. — Не заметили ли вы чего-нибудь необычного, где в это время был сторож Федериго, не видели ли вы привратника Лоренцо.Разве мог Чигола предполагать, что в следующую минуту великолепное здание его гипотезы рассыплется в пыль?— Нет, я не видела ни Федериго, ни Лоренцо, — сказала девушка. — А что касается необычного… на скамейке, что стоит против служебного входа, спал племянник Монтано, Марио, — она с сочувствием посмотрела на старика. — Он лежал на спине, открыв рот, и так ужасно храпел, что я испугалась и быстро пробежала мимо него к двери. Она была чуть приоткрыта; незадолго до этого кто-то вышел из музея и не закрыл её. Ключа в замке не было. Я тоже вышла, но хорошо захлопнула дверь за собой.В кабинете наступило тягостное молчание. По стёклам тихо и уныло стучали капли дождя, который пошёл сильнее.Кто выскользнул из музея незадолго до Луизы? Почему дверь была приоткрыта? Какую роль сыграл здесь Марио и в самом ли деле он спал или притворялся, для чего “ужасно храпел”? И через какое время после Луизы ушёл и он, ушёл незаметно, пользуясь тем, что дверь была отперта?Чигола внезапно оживился.— Луиза Ченчи, — обратился он к девушке, — почему вы, покинув кабинет своего дяди, направились прямо к служебному входу, а не обратились к привратнику Лоренцо? Ведь вам известно, что ключ от двери всегда находится у дежурного привратника?Луиза Ченчи задумалась, потом пожала плечами:— Не знаю, — смущённо протянула она. — Просто не могу себе объяснить…— Ничего, — отозвался Чигола, — у вас будет время подумать, порыться в своих впечатлениях. Я — человек терпеливый. — Он помолчал, закурил, выпустил несколько колец дыма и внезапно, будто бросаясь на жертву, спросил. — Кто-нибудь посетил вас в музее? Вы с кем-нибудь разговаривали? Кому-нибудь открывали?Луиза молчала. Может быть, вопросы Чиголы казались ей обидными и она не хотела отвечать? Чигола покачал головой.— Ответите завтра, — решил он. — Сегодня вы явно не в настроении для беседы. Ну что же, господин профессор, — с великодушной улыбкой обратился инспектор к Роберто Тоцци, — пожалуй, на сегодня хватит?И поскольку Роберто Тоцци нерешительно кивнул, добавил:— Завтра продолжим!
Когда Луиза ушла и на улице резко хлопнула дверца полицейского “джипа”, Аввакум набил трубку, разжёг её и по привычке прошёлся несколько раз по комнате. Внезапно в его душе всплыло какое-то особое чувство, нечто вроде догадки; испуганный своим открытием, он схватил пальто и бросился на улицу, будто спасаясь от погони.В ближайшем газетном киоске он купил чрезвычайные выпуски центральных газет. Все они на первой странице огромными буквами сообщали о краже в Боргезе. Но если близкие к правительству газеты деликатно умалчивали о партийной принадлежности Ливио Перетти, то рупор правых экстремистов всеми силами её подчёркивал; мало того, он предсказывал, что следствие неминуемо закончится “неприятными сюрпризами для красных” и что его нити “могут обвиться вокруг некой весьма крупной фигуры красной элиты”.Пора было обедать, но Аввакуму и в голову не пришло отправиться на пьяцца Навона, где находился ресторан “Лавароне”. Он выпил большую чашку кофе в первой попавшейся кондитерской и тут же вернулся домой. Затем встал под душ, как делал каждый раз, приступая к решению трудной задачи, и несколько раз поочерёдно менял нестерпимо горячую и ледяную воду. Облачившись в халат (после трубки это была вторая вещь, с которой он не расставался), Аввакум подсел к столу и на полях газеты “Иль секоло д’Италия”, рупора крайне правых, набросал логическое уравнение, которое, по его мнению, отражало видимые и невидимые невооружённому глазу стороны кражи в Боргезе:Итальянское “социальное движение” — Боргезе — “Даная” (Ливио Перетти / Луиза Ченчи) — X — выборы — ИКП.Аввакум исходил из предпосылки, что кража в Боргезе — политическое преступление, организованное правыми экстремистами и (вероятно) совершенное коммунистом Ливио Перетти по указке провокаторов. Далее. Считать, что экстремисты организовали эту скандальную кражу затем, чтобы дискредитировать партию в канун выборов — неверно. Не такие они простаки, чтобы надеяться очернить в глазах народа многомиллионные массы ИКП преступлением некоего молодого человека Ливио Перетти. Народ по опыту знает, что паршивая овца найдётся в рядах любой партии и любого движения, даже самого чистого.Далее. На предстоящих выборах будут голосовать не за группировку, а за человека; граждане Рима должны решить, кто станет мэром города, то есть, выбрать одно лицо. Надо полагать, что цель операции в Боргезе — дискредитировать человека, которого правые экстремисты больше всего ненавидят и больше всего боятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35