Они звонили и стучали, но им никто не открывал. Майор, приложив ухо к двери, внимательно прислушался. Внезапно он зажмурился, и Харий понял, что в квартире кто-то есть.— Открой, Белла, это я! Не выводи меня из терпения!Он постучал изо всех сил и снова прижался ухом к двери. По выражению его лица и подмигиванию можно было понять, что там, внутри, зашевелились.— Белла, открой!— Кто там? — спросил тревожный женский голос.— Это я, участковый!Звякнула дверная цепочка, щелкнул замок, и на пороге появилась заспанная женщина лет двадцати трех или чуть постарше; лампочка, освещавшая лестничную площадку, раздражала ее, она жмурилась. Харий ожидал увидеть расхристанную взлохмаченную особу, но эта скорее была похожа на ухоженную девицу из итальянского коммерческого фильма: наскоро накинутый длинный шелковый халат с декоративной вышивкой, на ногах комнатные туфли с загнутыми кверху носами, бигуди в волосах под газовым платочком. Миловидная женщина.— Почему не открываешь, когда стучат? — спросил майор, бочком протискиваясь в квартиру.— А я знаю, кто это ломится среди ночи?— Какая ночь, люди уже на работу встают. Ты-то где работаешь?— Вагоны мою. Но сейчас на бюллетене, простыла.— Покажи больничный!Женщина отвернулась и стала шарить в секретере.Ассоциаций с итальянскими фильмами комната не вызывала, но и запущенной ее нельзя было назвать, хотя косметический ремонт все же требовался. Здесь явно не хватало мужской руки. Купленная когда-то дорогая темная стенка успела расшататься, дверца шкафа держалась на одной петле, но следов ночных попоек не было видно.Харий нарочно оставил наружные двери открытыми и прошел с Беллой и майором в комнату. Если кто и прячется на кухне или в туалете, более благоприятного момента, чтобы дать деру, ему не дождаться. Тут он и наткнется на парней из опергруппы, поджидающих во дворе.Белла подала майору голубой больничный листок. Взглянув на дату, он вернул его.— А сестра? — участковый кивнул в сторону соседней комнаты.— У ее сына сыпь.— Постучись, я хочу посмотреть.— Она знает, кто пришел. — Белла отворила дверь и зажгла свет.На широкой постели лежала женщина постарше и с нею мальчонка с красноватыми пятнами на лице. Нет, ни та, ни другая не прогуливались по рынку с бриллиантами в ушах, сопровождая плута из плутов, смуглые кавказцы ту даму описывали совсем иначе.Майор ловко опустился на колено и заглянул под кровать. Белла презрительно фыркнула, майор покраснел и сказал:— Я твоего старика вспомнил, который под кровать забрался, а выбраться не смог. Подумал, может, и сейчас кому надо помочь. Он больше не приходит? Открой-ка заодно шкаф!Белла открыла шкаф — и там никого.Все трое вернулись в прихожую, сестра Беллы с мальчиком остались в кровати.У майора было неспокойно на душе, он обошел остальные помещения, но ничего не нашел.— Когда ты увидишь Виктора? — внезапно спросил он.— Какого Виктора?— Ты знаешь, о ком я спрашиваю.— Вазова-Войского?— Да, да… Шило.— Об этом жуке слышать ничего не хочу!— Зато мы хотим. Мой коллега прямо жаждет с ним повстречаться. Ведь он у тебя живет, так?— Жил! Когда отсидел свое, куда ему было податься, вот я его и приютила. Как-никак старая любовь. Приняла, откармливала, как бычка, а он стащил мое барахло и смылся.— Заявление в милицию написала?— Ничего я не написала и писать не буду. Пусть подавится!— Ты все-таки скажи, где его искать.— Оставьте вы меня в покое… Я за ним по пятам не хожу, за этим идиотом!— Ты, Белла, голос не повышай, а то ведь я могу и рассердиться.— Идите к цыганам, там он! — вдруг крикнула из другой комнаты сестра.В машине майор потер заспанные глаза и, ни к кому не обращаясь, сказал:— Ну что я могу с ними поделать? Ничего. Скандалов не устраивают, приводят из кабачка старичков малахольных, те во всем слушаются и ведут себя спокойно. Молодые, цветущие бабы, а сами себя губят. И неглупые, небось понимают, что вечно так продолжаться не может. Мойщицы вагонов с лакированными ноготками! Хороши! Поработают пару недель — и ищи-свищи! Им бы приличному ремеслу обучиться, тогда, может, и встали бы на ноги.Машина тем временем выехала из квартала и повернула на широкую асфальтированную улицу, параллельную железной дороге.— Езжай прямо, — сказал майор. — Путь неблизкий.— Что это она молола о старой любви?— Чепуха, — махнул рукой майор. — Белла, может, и была для него первой любовью, но никак не наоборот. Во всяком случае, так мне дворничиха рассказывала. Еще когда Виктора в первый раз арестовали. Ей, в свою очередь, поведала мать Виктора. Мамаши, известно, всегда найдут романтическую причину. Краденые денежки он спускал на пару с Беллой, ей все было мало, все грозилась уйти к другому. Ездили кутить в Таллинн, в Ленинград. Подростка ночами нет дома, а мамочка молчит, как заговорщик. Вот и домолчалась до инфаркта.Между улицей и железнодорожным полотном стоял не огражденный забором розовый дом в два этажа, перед ним выстроился ряд дровяных сарайчиков, темнела чугунная водокачка.— И этот у меня вот где! — проговорил майор, вылезая из машины. — Все жильцы вроде работают, а на самом деле шляются по Центральному рынку, спекулируют.— Когда-то тут пасся конь рыжей масти.— Это давно было. Когда в доме одни цыгане жили.— А теперь?— Теперь всякий народ, но все равно гляди в оба. Все время что-нибудь случается. Весной четверых посадили за изнасилование.Решили, что и на этот раз наверх пойдут вдвоем, а оставшиеся в машине последят, чтобы из дома никто не удрал.За дверьми был облупленный, грязный коридор с квартирами по обе стороны. Где-то хныкал ребенок, на него покрикивала мать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73