.. Тогда я эту бумажку тебе под нос. А судья и скажет... Нет, скажет, Леонард Леонидович, вы были неискренни во время следствия, пытались утаить ваши криминальные связи, увести от наказания опасных преступников и потому снисхождения не заслуживаете, и я вынуждена буду, скажет судья, этакая полная женщина с накрашенным ртом и мелкими кудельками на голове, я вынуждена буду применить к вам не первую, а вторую часть статьи, которая предусматривает...— Заткнись, Паша, — негромко сказал Анцыферов. Полная женщина с крашеными губами и высветленными кудельками, видимо, вызывала у него воспоминания, бросающие в дрожь. — Я напишу расписку, или как там ты ее называешь. Только не сейчас. Я должен подумать, собраться... Я плохо себя чувствую. Обстрелян и разгромлен мой ресторан, убиты люди...— Убит только один, — поправил Пафнутьев.— Это неважно... Идет следствие, милиция... Не могу. Извини. Чуть позже.— Хорошо, — легко согласился Пафнутьев. — Пусть будет так, как ты хочешь. Я всегда шел тебе навстречу, зачем сейчас нарушать сложившиеся отношения? Не буду. Скажи, пожалуйста... У тебя есть заместитель?— Есть, но он в отъезде...— Далеко?— На Кубани. За вином поехал.— Помощник есть?— Не понимаю, о чем ты? Есть бухгалтер, снабженец...— Где они сидят?— Рядом общая комната. Там несколько столов, телефоны и прочее.— Этот кабинет ты занимаешь единолично?— Конечно! — Анцыферов вскинул голову, словно бы оскорбленный таким вопросом. — Это мой личный кабинет.— А в твое отсутствие может кто-то зайти, посидеть за столом, позвонить, распить бутылку водки...— Исключено! — резко сказал Анцыферов. — Я запираю дверь, даже если выхожу на пять минут.— Это хорошо, — одобрил Пафнутьев. — Так и надо. Все-таки должно быть какое-то расстояние между хозяином и обслугой, верно?— Да, — неуверенно кивнул Анцыферов, пытаясь понять, к чему клонит Пафнутьев, чего добивается. — Видишь ли, есть коммерческая тайна, документы, отчетность... Деньги, в конце концов... Я просто вынужден хранить неприкосновенность этого кабинета.— Даже дверь, я вижу, бронированная, — уважительно произнес Пафнутьев.— Дверь бронированная, кованая решетка на окне, сигнализация, телевизионные камеры, — перечислял Анцыферов каким-то странным тоном — и хвалясь владениями, и все больше настораживаясь.— Значит, никто не пользуется твоим кабинетом? — повторил вопрос Пафнутьев.— Я же сказал, — Анцыферов снова перешел к своей манере отвечать неопределенно, ни на чем не настаивать, ничего не утверждать.Пафнутьев откинулся на спинку кресла, подпер щеку ладонью, прикрыл глаза и, кажется, задумался или, устав, решил немного передохнуть, а то и вздремнуть. Анцыферов недоуменно склонил голову к плечу, как умная собака, пытаясь понять, как поступить. Рука, его, как обычно в таких случаях, непроизвольно дернулась вперед, кисть обнажилась, и он посмотрел на часы. Потом потянулся к телефону.— Не звонить! — резко сказал Пафнутьев.— Не понял?— Не надо звонить при мне. Уйду — тогда сколько угодно. А сейчас не надо.— А если мне позвонят?— Трубку не брать.— Но я могу и не послушаться, а, Паша?— Послушаешься. Иначе применю оружие.— Что происходит, Паша?— Когда уйду — говори с кем угодно, звони куда угодно... Но пока я здесь, хочу насладиться общением только с тобой, — Пафнутьев, будто извиняясь, развел руки в стороны, дескать, извини, дорогой, тут я не властен над собой.В это время раздался мягкий, воркующий звонок. Анцыферов вопросительно посмотрел на Пафнутьева. А тот невозмутимо поднялся и взял трубку.— Вас слушают, — сказал Пафнутьев скомканным голосом так, что сразу невозможно было понять, кто говорит. Но слова он произнес анцыферовские. Тот, сидя в прокурорском кабинете, начинал разговор с этих вот церемонных, вроде бы уважительных слов.— Леня, мы у тебя кое-что забыли, — произнес молодой голос. — Ты в курсе? Алло!— Говорите, я слушаю! — сказал Пафнутьев и весело подмигнул Анцыферову, давая понять, что разговор идет легкий, необязательный, и не грех при таком разговоре пошутить.— Это Леонард?— Вас слушают, — повторил Пафнутьев, но человек на том конце провода уже догадался о своей ошибке и положил трубку.— Кто звонил? — спросил Анцыферов.— А! — Пафнутьев беззаботно махнул рукой и снова уселся в кресло. — Твои ребята звонили.— Какие ребята? — помертвевшим голосом спросил Анцыферов.— Ну, эти... Как их... Которые утром перекусывали, а потом сматывались черным ходом.— И что сказали?— Леонард! — воскликнул Пафнутьев. — Я тебя не понимаю! Вместо того чтобы возмутиться, послать меня к какой-то там матери, ты все принимаешь за чистую монету и даже спрашиваешь, о чем был разговор... Как понимать?— Шутка, — холодно сказал Анцыферов. — Это, Паша, была шутка. И не более того. Ты перестал понимать шутки, переутомился. И вообще, если хочешь услышать мой совет...— Остановись, Леонард. Остановись. Скажи, ведь не может быть, чтобы при такой вот технике, как у тебя в кабинете, ты не предусмотрел обычных динамиков? Можешь вот так сразу, не выходя из кабинета, обратиться к коллективу? Можешь пригласить нужного человека? Увидев на экране непорядок, громогласно сделать замечание?— Конечно, могу, — кивнул Анцыферов, явно польщенный.— А мне позволишь воспользоваться микрофоном?— Хочешь выступить перед моим коллективом?— Нет, перед своим.— Даже так, — усмехнулся Анцыферов, ожидая, видимо, какого-то развлечения. — Ну что ж... Валяй, Паша, выступай, — и он протянул ему микрофон на маленькой подставке, щелкнув кнопкой.— Могу начинать? — спросил Пафнутьев.— Да, Паша, ты в эфире.Пафнутьев взял микрофон с некоторой опаской, взглянув на экран, который показывал вид ресторана с улицы, подмигнул Анцыферову, сейчас я, дескать, такое выдам, ты просто обхохочешься, на меня глядя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66