Или то черно-белые узоры мха на суковатой поваленной ели? И резкий голос будто бы произнес в тишине: «Что ваш Христос!»— Ересь Маркионова! — задумчиво повторил Варфоломей.— Да! — отозвался Стефан. — Маркионова ересь… Был такой, единый из гностиков, Маркион, отвергавший Ветхий Завет… Гностики не считали мир прямым творением божиим, а манихеи, вслед за ними, и вовсе начали утверждать, что видимый нами мир — это зло. Порождение дьявола. Беснующийся мрак! Мрак, пожравший свет, заключенный в телесном плену и жаждущий освобождения. И надобно разрушать плоть, губить и рушить этот тварный мир, чтобы выйти туда, к свету… Вот, ежели хочешь, и ответ на твой вопрос! Зло в мире потому, что сам мир — зло. И, убивая друг друга, люди сотворяют благо. Так учат и богумилы болгарские, и павликиане, отвергающие святые таинства.— Мир не может быть злым, раз он создан Господом! — упрямо отвечает Варфоломей, покачивая головой. — Посмотри! Мир прекрасен и светел! Зачем же иначе Христос рождался здесь, в этом мире, и в человеческом обличии?— Гностики утверждают, что тело Христа было эфирным, призрачным, и никаких мук он испытывать не мог.— Неправда! — отрезает Варфоломей. (Крестную муку Христа ему не нужно доказывать даже. Он ее чувствует и так всею кожей. Иногда, когда думает о ней, даже ладони начинают зудеть и краснеют посередке, в тех местах, где были у Спасителя раны от гвоздей.) Оба надолго замолкают, слушая засыпающий лес и следя, как ночная мгла беззвучно и легко выползает из чащоб, окутывая своею незримой фатою вершины дерев.— Хочешь, — вновь нарушает молчание Стефан, пожимая плечами, — прими учение латинян, что дьявол — это падший ангел господень, за гордыню низринутый с небес. И что он тоже служит перед престолом Господа. Слыхал, что объяснял лонись проезжий фрязин? У них, когда отлучают от церкви, дак клятвою передают человека в руки дьявола!— Союз Господа с дьяволом я принять не могу, — угрюмо и твердо отвечает Варфоломей.— А по учению блаженного Августина, — продолжает Стефан с кривою усмешкой, — каждому человеку заранее начертано Богом погибнуть или спастись. Заранее! Еще до рождения на свет! Есть темные души, уготованные гибели, и есть те, кого Господь прежде времен назначил ко спасению. И переменить своей судьбины неможно никому! Пелагий возражал Августину, так Пелагия прокляли! Думаешь, почему мы с католиками теперь не в одно?! Из-за символа веры только? Из-за «filioque» пресловутого? Как бы не так! Наша православная церковь каждому дает надежду спасения!— Как и учил Христос… — прибавляет Варфоломей. (Об этом они с братом толковали уже не пораз и досыти, и не это занимает его теперь. Ему даже не нужно представлять себе ученого фрязина в высоком резном кресле там, на извитом мшистом дереве, окутанном темнотою ночи, изрекающего свои непреложные истины.) — И все-таки ты не ответил мне, откуда зло в мире? — говорит он, помедлив. — Ежели Бог добр, премудр, вездесущ и всесилен!— Есть и еще одно учение, — отвечает Стефан, — что зла в мире и нету совсем. Попросту мы не понимаем всего, предначертанного Господом, и за зло принимаем необходимое в жизни, ведущее к далекому благу! Вот как словно в споре Москвы и Твери о княжении великом. Может, убийства и тут ко благу грядущего объединения Руси?— «Отыди от меня, сатана!» — строго возражает Варфоломей, прикрывая уши. — Такого я слушать не хочу! Зло есть зло, и всякое зло раньше или позже потребует искупления! Это ведь Иисус сказал! Сам! И в молитве господней речено есть: «Но избави нас от лукавого!» Выходит, дьявол постоянно разрушает всемогущество божие? Как это может быть, Стефан? Я должен знать, с чем мне иметь дело и против чего бороться в мире! Мнишь ли ты, Стефан, что, не явись Христос на землю, люди уже давно погибли бы от козней дьявольских, злобы и ненависти? И почему не погибнет сам дьявол, творец и источник зла, ежели он есть? Как помирить необходимость зла с всемогуществом божьим?!— А как помирить свободу воли с вмешательством божиим в дела земные?!— отвечает Стефан вопросом на вопрос. — Думаешь, так уж глуп был Августин со своим предопределением? Не-е-ет, не глуп! Надо допустить одно из двух: или свободу воли, или… всемогущество божие!— Стефан!— Создав пространство вне себя, Бог сам себя и ограничил, ибо находится вне, снаружи, — следовательно, он не вездесущ.— Стефан!— Создав необратимое время, он не может уже содеять бывшего небывшим. Следовательно, он не всемогущ.— Стефан!!!— Создав души, наделенные свободной волей, он не может, не должен мочь предугадывать их поступки! Следовательно, он и не всеведущ!— Стефан, что же ты тогда оставляешь от величия божия?!— Любовь! — яростно отмотнул головою Стефан. — Это так! Именно потому, что он добр. Ибо если бы он был вездесущ, то он был бы и в зле, и в грехе, а этого нет!— Этого нет! — эхом, начиная понимать, откликается Варфоломей.— Это так, потому что он милостив! — кричит Стефан. — Ибо если бы он был всемогущ и не исправил бы зла мира, то. это было бы не сострадание, а лицемерие!Варфоломей сосредоточенно слушает.— Это так, — продолжает Стефан, — потому что, если бы он был всеведущ, то он знал бы и злые наши помыслы. И люди не могли бы тем самым поступить иначе, дабы не нарушить воли его! Понимаешь?! Но тогда за все преступления должен был бы отвечать Господь, а не люди, которые всего лишь исполнители воли Творца!Бог добр, следовательно, не повинен в зле мира сего, а источник зла — сатана! — Стефан отирает лицо рукавом. Он весь в холодной испарине.— Значит, ты признаешь силу сатаны, Стефан?!— Да! Но ежели сатана сотворен Богом, то вновь и опять вина за его деяния — на Господе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140