.. Представьте себе, у нас тут делают палки, и такие красивые, что их вывозят!.. Да, да, у нас там работает человек пятьдесят, в этой палочной мастерской, и моя подруга одна туда поступила недавно: она художница и хорошо выжигает... Но туда можно и просто полировщицей поступить... Да, наконец, выжигать - что же тут такого? Я тоже могу попробовать выжигать... Пусть я испорчу каких-нибудь десять палок, их все равно тут приезжие купят... Только это я на время, на месяц какой-нибудь могла бы поступить, а то мне надо ехать учиться.
- А куда именно, вы еще не решили? - улыбнулся он.
- Да-а, вообще... ведь это, конечно, трудно решить... Вот к хозяйству, я знаю, у меня совсем никаких способностей нет... Мне раз мама дала денег что-нибудь купить на базаре, я и купила десяток чуларок, только что из моря и, знаете, еще хвостиками шевелят!.. Ну, конечно, мне стало их жалко, я побежала с ними к морю, вот как раз в том месте, где вы утром стояли, и всех пустила!
- И они поплыли?
- Все уплыли... Ведь они только что из моря были, и он, рыбак, их в ведре с водою нес... И потом... Чуларка нас с мамой однажды, может быть, от голодной смерти спасла!
- Как спасла? - удивился он.
- Ну, конечно, тем спасла, что мы ее съели.
- Гм... Тут вам, значит, не жаль было есть?.. А куда же мы все-таки идем?
- Идем мы... Вот сейчас пойдем по этой тропинке. Вы ее не помните?
- И тропинку какую-то я тоже должен помнить? - шутливо пожал он плечами и добавил: - А мама ваша кто?
- Мама?
Тут Таня приостановилась на шаг, посмотрела ему прямо в глаза и сказала почему-то вполголоса, но с большим выражением:
- Она учительница.
- А-а! - отозвался он, нисколько не удивясь. - А эта тропинка куда-нибудь нас с вами приведет?
- Да... на горку, - несколько отвернувшись, сказала Таня.
- А на горке что?
- А на горке скамейка... Там мы сядем и будем смотреть на море.
- Чудесно! - отозвался он. - Я сегодня целый день только и делал, что смотрел на море, и еще готов смотреть целый вечер... Чудесно!
Он оглянулся кругом и крепко потер себе грудь.
Море теперь было именно таким палевым, каким недавно представляла его себе Таня, но она глядела только себе под ноги и думала, вспомнит ли Даутов ее и мать, когда увидит маленький домик, в котором когда-то жил. И едва показался этот домик, она указала на него левой рукой и сказала значительно:
- Вот! Вот куда я вас привела, видите?
- Вижу, - сказал он с недоумением и посмотрел на нее вопросительно.
Недалеко от домика рыбака Чупринки паслось несколько белых коз. Таня сказала о козах:
- Это одного нашего учителя, математика... Он сам их пасет, - видите, вон там стоит, низенький, читает газету? Это наш учитель Лебеденко. Он и зимой их пасет. У него двое маленьких детей, а молоко теперь дорогое... А вы помните пятиногую козу Шурку? - вдруг спросила она, повернувшись к нему всем телом.
- Ка-ку-ю? Пяти-ногую? - удивился он.
- То есть она, конечно, не была пятиногой, это только так казалось, когда она бежала... У нее была только одна дойка, зато она висела до земли... Не помните?
- Признаться сказать, не помню.
- Ну, уж если вы козу Шурку не помните!.. - развела руками Таня. - А я вот ее отлично помню... как же так? Козу Шурку!
- Нет, все-таки не помню, - сказал он, улыбнувшись, и вобрал губы.
- И этого дома не помните? - спросила Таня, и голос у нее дрогнул и осекся так, что он посмотрел на нее внимательно и участливо и сказал:
- Я в этих местах жил когда-то, но когда именно...
- Двенадцать лет назад! - живо перебила Таня.
- Может быть... Может быть, и двенадцать... Но где именно жил, представляю смутно.
- В этом вот доме! - горячо сказала Таня. - А по этой тропинке ходили к морю купаться...
- После тифа у меня стала очень плохая память.
- А-а!.. У вас был тиф!
- Да... Был сыпной, был брюшной... и даже возвратный.
- Это во время гражданской войны?
- Да, конечно... И в результате у меня очень ослабла память.
- Ну, тогда... тогда я уже не знаю как, - задумалась Таня. - И этого нельзя вылечить?
- А у моего товарища одного, - не отвечая, продолжал он, - тоже после тифа случилось что-то совсем из ряду вон выходящее: он позабыл все слова! То есть он их так путал, что невозможно было понять... Того лечили, - не помню, кажется года два или три его лечили...
- И все-таки вылечили?
- Да-а, он потом даже во втуз поступил и окончил... Теперь инженером где-то... Я его упустил из виду.
- Так что вы совсем, совсем не помните, как тут жила одна учительница... из города Кирсанова... и у нее была девочка лет трех?.. - с безнадежностью, почти не глядя на него, запинаясь, спрашивала Таня.
Он посмотрел на нее очень внимательно, потом перевел глаза на небольшой домик, на белых коз и низенького человека с газетой и сказал, наконец, с усилием:
- Может быть... может быть, я и припомню.
- Вы припомните! - вдруг уверенно тряхнула головой Таня. - Нужно, чтобы на вас что-нибудь такое сильное впечатление произвело, правда? И тогда вы сразу припомните!
- Сильное впечатление? - и он опять улыбнулся мельком, так что широкий и раздвоенный на конце нос его не успел даже изменить формы.
- Да!.. Пойдемте теперь... совсем в другое место.
- Куда же еще? А кто же хотел сидеть на скамейке? - взял было он ее за руку.
- Туда пойдем, где вас целый день ждут сегодня! - сказала Таня, отнимая руку.
- Это и будет сильное впечатление? - спросил он чуть насмешливо.
- Это и будет сильное впечатление! - повторила она очень серьезно и пошла вперед. А когда они дошли до спускающейся тропинки, она крикнула вдруг звонко:
- Догоняйте!
Конечно, он догнал ее в несколько прыжков, но она, увернувшись от его рук, опять кинулась бежать вниз. Теперь ей хотелось только одного - как можно скорее, пока не стало смеркаться, привести Даутова к матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87