В темных глазах вспыхнул гнев. Но буквально через несколько мгновений лицо Трелони снова превратилось в непроницаемую маску.
– Во-первых, теперь меня зовут лорд Сирхэй. А во-вторых, Джессалин, ты чертовски хорошо помнишь, как меня зовут. Зачем же этот балаган? Раньше ты не играла в такие игры.
– О, мне попался замечательный учитель. – Джессалин снова подобрала юбку. – Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего брата, милорд. А теперь, если вы меня извините…
Она не успела сделать и двух шагов, как он снова оказался перед ней, загораживая дорогу. Тонкие губы искривились в надменной улыбке.
– О нет, мисс Летти, я не извиню вас. По крайней мере, не раньше, чем мы обменяемся еще двумя-тремя банальными фразами. Вы же еще не спросили, как я поживаю. Я вам отвечу: «Вполне терпимо», – после чего, в свою очередь, поинтересуюсь, как поживаете вы.
Джессалин широко распахнула глаза и постаралась придать своему лицу самое простодушное выражение.
– Прошу прощения. Я совсем не хотела обидеть вас. Просто мне казалось, что вас вряд ли интересует состояние моего здоровья… Ведь меня-то ваше здоровье не интересует совершенно.
Он наклонился к ней так низко, что Джессалин могла разглядеть каждую пору, каждый волосок на худом, смуглом лице.
– А вот здесь вы заблуждаетесь, мисс Летти, – проговорил он бархатистым голосом, слегка растягивая слова. – За последние пять лет я очень много думал о вас.
– Я тоже думала о вас, милорд. Первое время. Но потом поняла, что вы были правы – мы совершенно не подходим друг другу. И я стала думать о другом.
Джессалин ожидала чего угодно, но только не этого… Трелони весело расхохотался.
– Замечательно! – воскликнул он. – Просто чудесно. Меня разложили по полочкам, выпотрошили, как рождественского гуся, проткнули насквозь, как подушечку для иголок, вывернули наизнанку, как… как… О Господи! Простите меня, мисс Летти, но у меня, кажется, закончились метафоры. Я ведь разговариваю с мисс Летти. Или, может быть, мне теперь следует называть вас по-другому? Например, миссис Респектабельность? Или миссис Зануда?
Джессалин уже готова была рассказать ему о своей помолвке с Кларенсом – пусть поймет, что она сумела преодолеть унижение, которому он подверг ее. Но тут их взгляды встретились. В его темных глазах пылал знакомый огонь, и Джессалин почувствовала, как вновь учащенно, как будто желая выпрыгнуть из груди, забилось ее сердце, словно не было этих пяти лет.
Как же она ненавидела его за эту власть над нею! В пять минут рухнули все барьеры, которые она так тщательно воздвигала в течение пяти лет.
– А ты выросла, малышка.
Выросла… Да, ей и впрямь следует помнить о том, что она теперь молодая женщина, а не наивная босоногая девчонка, которая пять лет назад так глупо себя вела. Редингот скрывал по-прежнему стройную, но уже чисто женскую фигуру, а аккуратно перевязанные лентой волосы были убраны под шелковую шляпку. Но несмотря на все перемены, шевелюра оставалась рыжей, а рот по-прежнему был слишком велик для ее лица.
«Если я когда-нибудь женюсь, то женюсь на женщине, а не на тощей, рыжеволосой девчонке, только вчера закончившей школу…»
Джессалин почувствовала, что внутри у нее сжимается тугой комок. Скорее прочь… Она должна уйти отсюда прежде, чем…
Но не успела она сделать шаг в сторону, как Трелони подхватил ее под руку и повел к белым маркерам, обозначавшим финишную прямую. Он лишь слегка поддерживал ладонью ее локоть, но Джессалин казалось, что его пальцы оставляют отметины даже на кости.
Они остановились у самого финиша. Трелони отпустил ее локоть и ухватился за деревянную перекладину с такой силой, что даже сквозь лайковую перчатку было видно, как вздулись вены на кисти. Казалось, что еще немного – и тонкая кожа перчатки просто лопнет. Джессалин украдкой взглянула на его лицо. Выпрямившись, он не отрываясь смотрел, как на старт выводили участвующих в заезде лошадей. На щеке подергивался нерв.
Появились и жокеи, яркие, как попугаи, в своих разноцветных куртках. Сквозь туманную пелену дождя было почти невозможно отличить одну лошадь от другой: они все казались одной масти.
Краем глаза Джессалин заметила, что стоящий рядом мужчина отпустил перекладину и вроде бы куда-то направляется. Она облегченно вздохнула, но радость была непродолжительной. Внезапно он схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.
– Почему ты назвала лошадь Голубой Луной?
Вопрос застал ее врасплох. На несколько секунд ипподром вдруг куда-то исчез, а она, юная девчонка, пританцовывая, бежала по тропинке, срывала лунный цветок и, весело смеясь, засовывала ему за ухо. Она услышала шум прибоя и почувствовала дуновение ветра, несущего запах моря и рыбы… Она вспомнила ночь, когда светила голубая луна, а Трелони обнимал и целовал ее так, как мужчина целует женщину, которую хочет.
Сохранять самообладание становилось все сложнее. Джессалин посмотрела в темные, непроницаемые глаза, силясь понять: вспоминает ли стоящий перед ней человек о том же самом. Но там не было ничего, только тень. И она решила ограничиться полуправдой.
– Я назвала ее Голубой Луной, потому что это совершенно необычная лошадь. Поверьте мне, милорд, она обязательно выиграет дерби, на радость нам с бабушкой. И будьте так добры, уберите руки. Мне не нравится, когда меня трогают малознакомые люди.
Трелони выполнил ее просьбу, подчеркивая каждое движение.
– Приношу вам свои глубочайшие извинения, мисс Летти. В будущем я постараюсь ни в коем случае не «трогать» вас. – Его лицо было совсем рядом, и Джессалин чувствовала, как горячее дыхание ерошит выбившиеся из-под шляпки пряди ее волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140