Но у него болело сердце за жену. Она вовсе не такая «разумная и эгоистичная», как утверждала. Ей далеко не безразлична судьба пациентов, даже мистера Бауеза, состояние которого по сравнению с болезнью Амниты казалось легким недомоганием.
Но сейчас речь шла не о сопереживании Дориан боялся, что жена перешла грань, отделяющую жажду знаний от навязчивой идеи. Прошлой ночью она бормотала во сне об идиопатическом непостоянстве, патологических изменениях и продромальных симптомах.
Его одолевало искушение отослать назад все книги и запретить Гвендолин работать, пока у нее не развилось воспаление мозга. Но Дориан не мог лишить жену того, что было смыслом ее жизни, выказать неуважение к ее зрелости, уму и компетентности.
К счастью, несмотря на два приступа, мозги у него еще работали, и он сумел придумать, как облегчить боль.
Второй приступ длился сутки, пока Дориан не заставил жену дать ему рвотный корень, чтобы очистить желудок.
После этого он полдня спал как убитый, а проснувшись, отлично себя чувствовал.
Без сомнения, это явилось результатом того, что Гвендолин прогнала демонов страха, невежества и стыда, освободив его поврежденный мозг от эмоционального напряжения. Конечно, облегчение временное, и он должен им воспользоваться. У него самого нет будущего, но оно есть у Гвендолин, поэтому он употребит оставшиеся дни на ее благо.
— Не помешаю? — спросил Дориан.
Она подняла голову, сосредоточенное выражение тут же исчезло, и от ее сияющей улыбки сердце подпрыгнуло у него в груди.
— Ты для меня самая желанная помеха на свете, — ответила она.
Дориан вошел в комнату и, присев на край стола, бросил взгляд на брошюру, которую Гвендолин читала перед его приходом: «Острая идиопатическая мания как проявление…»
— Это работа доктора Эвершема, — объяснила Гвендолин. — Но твое поведение не соответствует приведенному здесь описанию.
Дориан бегло просмотрел страницу.
— Не понимаю, как ты разбираешься в такой абракадабре. — Он положил брошюру на стол и взял другую книжечку. — Эта еще хуже. Можно сойти с ума от первого предложения, которое занимает три четверти страницы.
— Они врачи, а не писатели. Ты еще не видел их рукописи. Удивительно, как наборщики ухитряются не попасть из-за них в сумасшедший дом.
— Твои не лучше. — Дориан многозначительно посмотрел на стопку листов, исписанных неровным почерком жены.
— Да, в отличие от твоего мой почерк ужасен. Уверена, ты был лучшим писцом в Лондоне.
— С радостью перепишу твою рукопись. Действительно, я… — Он замолчал, пытаясь вспомнить что-то недавно сказанное ею. Что-то о «неверно истолкованном».
Поймав ее тревожный взгляд, Дориан пожал плечами:
— Все в порядке, я немного отвлекся. Я пришел сюда с определенной целью, но медицинские термины и твой убийственный почерк заставили меня забыть обо всем. — Он взъерошил ей волосы. — Я пришел спросить, не хочешь ли ты поехать со мной в Аткурт?
— Аткурт?
— Несколько дней назад я написал Дейну. Мне нужен был деловой совет. Он теперь член нашей семьи, его поместье всего в нескольких милях отсюда, и, насколько я слышал, он великолепный управляющий.
— Аткурт — одно из самых процветающих поместий, — согласилась Гвендолин. — У Дейна отличное деловое чутье.
— В любом случае он рад видеть нас у себя. — Дориан вытащил из кармана письмо и подал Гвендолин, которая быстро пробежала глазами написанное.
— Дейн неисправимый злюка. О чем это он? — спросила она и прочитала вслух:
— «Если недоумок Трент все еще гостит у тебя, захвати его с собой, так как неизвестно, что произойдет, если его оставить без присмотра.
Во всяком случае, ты сам знаешь, как поступить». — Гвендолин подняла глаза. — Похоже, вы знакомы лучше, чем я думала.
— Дейн еще учился в Итоне, когда там появился Берти, — объяснил Дориан. — Каждую неделю Берги то падал с лестницы, то спотыкался обо что-то или каким-то иным образом вставал поперек дороги его светлости. В первый раз я, к счастью, был рядом и увел Берти, прежде чем Дейн применил силу. После этого, когда твой кузен ненароком оказывался в обществе Дейна, тот всегда звал меня: «Камойз, он снова здесь. Пусть он уйдет». И я уводил Берти.
— Я словно вижу, как вы разговариваете с Дейном. — Гвендолин погладила мужа по рукаву. — Опять твоя чрезмерная заботливость.
— Скорее инстинкт самосохранения, — возразил Дориан. — Мне было всего двенадцать, а шестнадцатилетний выглядел огромной башней и мог проломить мне голову одним движением руки. Но я восхищался им и отдал бы все на свете, лишь бы мне так везло, как ему.
— И я тоже, — засмеялась Гвендолин. — Ясно, почему Джессика так увлеклась им. Или почему это так ее раздражает.
— Мне кажется, вы охотно поболтаете друг с другом, пока мы с Дейном займемся делами.
— Несомненно. — Гвендолин вернула ему письмо. — Я рада, что ты подумал о Дейне, когда решил посоветоваться со знающим человеком. Это лучший выбор, чем Абонвиль. Герцог — иностранец и принадлежит к другому поколению.
— Я знал, что ты недолюбливаешь его светлость.
— Он хороший человек, но иногда слишком опекает других.
Дориану не хотелось расстраивать жену, но, с другой стороны, нельзя все время избегать разговоров о будущем.
— Значит, ты не станешь возражать, если вместо него я назначу своим опекуном Дейна? — тихо спросил он.
— Если у меня возникнут затруднения, а ты не сможешь мне помочь, я буду рада обратиться к нему, — спокойно ответила она.
Дориан знал, чего стоит ей это спокойствие, и все же они не могут притворяться, что впереди у них вечность.
Он наклонился и нежно поцеловал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32