— Кучер, — приказал де Флар, опустив стекло в карете, — поезжайте шагом.
Карета снова пустилась в путь.
— Какую услугу я могу оказать вам? — спросил маркиз.
— Вы можете рекомендовать меня посланнику.
— Вы желаете служить по дипломатической части?
— Нет, — возразил барон, — я желал бы снова отправиться служить за границей. Когда я спустил миллион, знаете, тот, на что понадобилось немало времени, я надел капитанские эполеты турецкой армии. Султан лишил меня своей милости, и я поспешил уехать, чтобы избегнуть веревки, которую немой приносит на красном блюде.
— А теперь вы хотели бы…
— Поступить на службу в имперскую армию, которая должна воевать с Мексикой.
— Хорошо, — сказал Шаламбель, ставший теперь маркизом де Флар-Монгори, — рассчитывайте на меня… посланник ни в чем мне не отказывает. Постараюсь сделать вас полковником.
— Спасибо.
Де Флар, которого встреча с бароном де Мор-Дье очень мало обрадовала, поспешил подать ему руку, надеясь, что после этого он оставит его одного.
— Вы счастливы, маркиз?
— Очень.
— Вы богаты, это правда?
— Слишком богат.
— Ваше честолюбие удовлетворено?..
— Даже с избытком; но не в этом мое единственное счастье. Я люблю свою жену и любим ею. У меня двое детей, которых я обожаю… И вы видите, — прибавил маркиз с самодовольством человека, которому все улыбается, — мне так везет, что сейчас только я вышел здрав и невредим из разбитой кареты, благодаря чему опоздал в посольство — непростительная ошибка с моей стороны.
— И вам сообщили, что аудиенция отложена?
— Да.
— Маркиз, — серьезно сказал барон, — вас никогда среди вашей счастливой жизни не охватывала никакая страшная мысль?
— Никогда.
— Вы верите в Бога?
— Я отчасти… скептик.
— А верите вы в возмездие как в предопределенное наказание… в случай?
— Случай — пустое слово.
— А… вот как! Однако, — спросил барон, — вы забыли прошлое?
— Почти.
— Как! Вы забыли, какой ценою купили ваше счастье? Ироническая улыбка, появившаяся на губах у барона, заставила вздрогнуть де Флара. — Вы неблагодарны, маркиз.
— Неблагодарен?
— Да.
— Почему?
— Разве вы забыли «Друзей шпаги»?
— Я пытаюсь забыть… и даю слово, что мне это удастся.
— То есть ни тень де Верна, ни маркиза де Монгори, ни барона де Рювиньи, ни даже тень бедного Гонтрана, которого д'Асти убил, чтобы послужить общему делу, не мешают вам спать?
— Но ведь не я же их убил!
— Это верно, но их убили ради вас…
— Ах вот что! — процедил маркиз. — Но я слишком счастлив, чтобы чувствовать угрызения совести.
Барон покачал головой.
— Послушайте, маркиз, знаете ли вы, сколько нас было?
— Семеро.
— Трое уже умерли.
— Трое?
— Сначала Гонтран.
— Хорошо, затем?
—Затем Гектор Лемблен.
— Как… и он умер?..
— Уже год.
— Но… как? И где?..
— В замке Рювиньи; он был убит на дуэли неизвестно кем…
— А… третий?
— Д'Асти.
— Шевалье умер?
— Полгода назад, в Бадене, тоже пораженный неизвестным лицом шпагой в горло.
Маркиз вздрогнул, и несколько капель пота выступило у него на лбу.
— Ах! — вздохнул барон, отворил дверцу кареты, протянул руку маркизу и соскочил на набережную, сказав: — Берегитесь! Дорогой мой, я начинаю верить в то, что сказано в Писании: «Поразивший мечом от меча и погибнет». Вы счастливы, маркиз, но ваш час может пробить…
— Берегитесь, — повторил он с печальной и иронической улыбкой, приведшей в ужас маркиза…
XXII
Маркиз де Флар-Монгори, или, короче, Эммануэль Шаламбель, вернулся к себе сильно встревоженный последним словом барона де Мор-Дье «Берегитесь!», прозвучавшим для него как погребальный звон по усопшему.
— Неужели он сказал правду! — пробормотал он, выходя из кареты во двор своего отеля.
Он вошел в подъезд, поднялся по широкой лестнице с чугунной резной балюстрадой и направился в покои жены. Маркиза сидела у камина и играла золотистыми локонами своих дочерей. Маркиз остановился на пороге, как бы желая отогнать от себя какое-то мрачное видение, вставшее перед ним при виде этой очаровательной картины, олицетворявшей собою счастье: степенная и спокойная мать, восседающая и окруженная смеющимися детьми. Улыбка снова появилась на его губах, и воспоминание о Мор-Дье и его мрачных предсказаниях исчезли.
Маркиза подставила ему лоб для поцелуя, а дети подбежали к нему и охватили его шею своими нежными розовыми ручками. Но маркиза де Флар-Монгори заметила бледность, разлившуюся по лицу мужа.
— Боже мой! — спросила она. — Что с вами случилось, друг мой?
— Ничего или почти ничего, — ответил Эммануэль. — Одна из моих лошадей оступилась и сломала себе ногу на набережной Тюильри. Я отделался одним страхом.
И маркиз рассказал жене приключение с каретой, но не проронил ни звука о встрече с бароном Мор-Дье.
Был приемный день маркизы — четверг. Госпожа де Шаламбель де Флар-Монгори оставалась у себя все время после полудня в ожидании гостей, прием которых начался в два часа дня. Эммануэль обыкновенно редко присутствовал на этих приемах. Пробыв час с лишком с женою и детьми, он вышел от них и прошел в рабочий кабинет, чтобы просмотреть обширную политическую корреспонденцию. В кабинет вошел его камердинер и подал ему письмо.
Этот камердинер, который будет играть немалую роль в последней части нашего рассказа, был почти старик. Он родился в замке Монгори, служил еще покойному маркизу и, быть может, один знал, по какому таинственному праву Эммануэль Шаламбель получил имя и герб Фларов. Жан, так звали камердинера, вырастил Эммануэля, качал его на коленях и любил его самою самоотверженною любовью. Когда Эммануэль, еще мальчиком, жил в Париже и кончил там свое образование, Жан был назначен старым маркизом присматривать за ним, но он не знал ничего о связи своего молодого барина с «Друзьями шпаги».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129