Так ее не обокрали? — обратился он к мадемуазель Кинон.
— Нет, друг мой, — ответила та.
— Зачем же ее пытались убить?
Все молчали.
— На руках и на теле имеются следы насилия? — продолжал Жильбер.
— Нет, — ответили в один голос Кене и Кинон.
— Значит, ее ранили в ту минуту, когда она менее всего ожидала нападения и не старалась защищаться. Но зачем она пришла на улицу Темпль?
— Неизвестно. Брат ее сегодня утром опросил всю прислугу, всех соседей и ничего не смог выяснить. В котором часу она выходила, зачем выходила одна, никому не сказав, — этого никто не знает.
Жильбер нахмурил брови, как человек, умственные силы которого сосредоточены на одном вопросе.
— Странно! — прошептал он. Потом, как бы озаренный внезапной мыслью, живо спросил: — В ту минуту, когда Сабину принесли к мадемуазель Комарго, она не говорила?
— Нет. Она уже находилась в том состоянии, в каком вы видите ее сейчас.
— Вы говорите, что это случилось в четыре часа?
— Да.
— Выходит, всего за несколько минут до того, как начался пожар в особняке Шароле?
— За полчаса, не более.
Жильбер опустил голову, не проронив больше ни слова.
— Вы ничего не хотите добавить? — спросил Фейдо у Кинон.
— Я сказала все.
— А вы, доктор?
— Я тоже сказал все, что знал.
— Тогда составьте протокол, о котором я вас просил.
Кене подошел к столу и стал писать. Жильбер неподвижно стоял, опустив голову, погруженный в размышления. На долгое время в комнате воцарилась тишина. Дверь тихо отворилась, и вошел Ролан.
— Отец непременно хочет видеть Сабину, — сказал он.
— Пусть войдет, — отвечал Кене, не переставая писать. — Мы обсудили все, что следовало.
XIII
Герцог де Ришелье
Десять минут спустя, герцог и начальник полиции сидели в карете, которую мчали во весь опор две рослые лошади. Герцог Ришелье протянул ноги на переднюю скамейку. Фейдо де Марвиль, скрестив руки, откинулся в угол кареты и был погружен в глубокую задумчивость.
— Она поистине очаровательна! — сказал герцог. Фейдо не отвечал. Ришелье обернулся к нему и спросил:
— Что с вами, мой друг? Вы как будто замышляете преступление. Какой у вас мрачный вид! Что с вами?
Начальник полиции подавил вздох.
— Я встревожен и раздражен, — сказал он.
— Чем?
— Тем, что в настоящее время все обратилось против меня.
— Каким образом?
— Герцог, — сказал Фейдо, — вы столько раз удостаивали меня своей благосклонностью, что я не хочу скрывать от вас того, что чувствую. Прошу вас как друга выслушать меня.
— Я всегда слушаю вас как друг, Марвиль. Что вы мне хотите рассказать?
— Вам известно, что король высказал мне сегодня свое неудовольствие…
— Насчет Петушиного Рыцаря?
— Именно.
— Я знаю, что его величество давно желает, чтобы этот негодяй сидел в тюрьме.
— Неудовольствие короля теперь увеличится еще сильнее, в то время как я надеялся на обратное.
— Почему же неудовольствие короля должно увеличиться?
— По милости этой Сабины Даже.
— А-а! — сказал герцог, качая головой, как человек убежденный доводом собеседника.
— Даже — придворный парикмахер. Даже причесывает королеву, принцесс. Его влияние в Версале огромно: с ним часто говорит сам король.
— Чаще, чем со многими другими.
— Это происшествие наделает шуму. Теперь весь двор переполошится. Завтра только о нем и будут говорить.
— Обязательно.
— Даже потребует правосудия. Его величество захочет узнать подробности, вызовет меня и будет расспрашивать. Что я ему скажу?
— То, что знаете.
— Я ничего не знаю.
— Черт побери! Так оно и есть.
— Король сегодня упрекнул меня в том, что я небрежно отношусь к своим обязанностям, а завтра он меня обвинит в неспособности исполнять свой долг, если я не смогу сообщить ему подробных сведений о покушении на Сабину Даже.
— Так может случиться.
— Многие подобные покушения, оставшиеся без наказания, дадут возможность моим врагам повредить мне, а Богу одному известно, сколько их у меня!
— Да, я это знаю, любезный Марвиль. Что вы намерены предпринять?
— Ума не приложу — это и приводит меня в отчаяние! Я не могу предоставить подробных сведений его величеству, а он опять выразит мне свое неудовольствие. Я не могу подать в отставку, потому что после этого нового злодеяния, оставшегося безнаказанным, все мои недруги забросают меня камнями…
— Что же делать?
— Не знаю, решительно не знаю!
Ришелье наклонился к своему соседу и сказал:
— Ну, если вы не знаете… то знаю я.
— Вы, герцог? Вы знаете, что делать?
— Знаю: радоваться, а не отчаиваться.
— Как так?
— Хотите меня выслушать? Так слушайте. В моей голове зародилась чудная мысль.
— Мысль? Какая?
— Мысль по поводу этого происшествия, которое станет не причиной вашего падения, а принесет вам счастье.
— Я весь внимание, герцог!
Ришелье вынул табакерку, раскрыл ее и взял табак двумя пальцами.
— Любезный месье де Марвиль, — начал он, — я прежде всего должен сказать вам, что услуга, которую я вам окажу, должна быть следствием услуги, которую, в свою очередь, вы мне окажете. Я заранее расплачиваюсь с вами.
— Я должен оказать вам услугу, герцог?
— И важную услугу!
— Я всегда к вашим услугам.
— То, о чем я буду вас просить, исполнить нелегко.
— Если не совсем невозможно… Но не поясните ли, о чем речь…
— Любезный де Марвиль, — начал герцог, — дело касается покойной герцогини де Шатору…
— А-а!
— Она умерла только шесть недель назад, умерла к несчастью для короля и для нас… Эта добрая герцогиня была моим истинным другом… Мы переписывались, особенно после этого несчастного дела в Меце… и в этих письмах я, разумеется, был откровенен… я давал герцогине советы, которые может дать только близкий друг…
Герцог делал ударение на каждом слове, искоса глядя на начальника полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151