нет, вполне осуществимо! И маятник раскачивался без конца. Моделью невероятной идеи Одиго, как ни странно, послужили бобровые запруды, которые он сотни раз наблюдал на озерах Канады. Бобры, когда находили нужным понизить уровень водоема, открывали сток в плотине и сбрасывали вниз ровно столько воды, сколько им хотелось. Инженерное чутье у этих хвостатых было безошибочным. Одиго вызвал Франсуа Латара, каменщика, и все ему объяснил. Латар сначала не слушал. Потом стал громко хохотать. Потом восхищенно выругался и сказал: — Здорово. Нет, все-таки это чушь собачья. Но как же… Ах, черт побери, это потрясающая мысль! И эту мысль сразу же стали приводить в исполнение Каменщик подал дельный совет обратиться к компаньонажу — братству подмастерьев всех ремесел. Когда чуть развиднело, Одиго соорудил у самой воды макет из песка и на глазах у всех несколько раз проверил все возможности. К удивлению Одиго, советники, особенно члены компаньонажа, а также лодочники и моряки одобрили его план. — Вода зальет только северную долину у дамбы, — говорили они. — В прилив она поднимется, но не дойдет до рынка. Достанется только кварталам буржуа, и поделом. Ох, и сдерем же мы с них на починку дамбы славненькие денежки! — Хватит ли пороха? — спросил Одиго у каменщика. — Хватит на две дамбы, — ответил тот. — Но как его заложить? Тут встал Дюкастель и сказал: — Если вы намекаете на то, что найдется ли, мол, такой смельчак, то посмотрите на меня, ребята. Я и есть та самая отчаянная персона. Помолчали. Потом каменщик заметил: — Заложить порох в дамбу не шутка. Надо выдолбить порядочную пещеру. — Зачем долбить? — перебил Дюкастель. — Она… Но это мой частный секрет, так сказать. Все стали требовать, чтобы он раскрыл свой частный секрет, так как от этого зависят сотни жизней. Контрабандист понял, что зашел слишком далеко и отступать некуда. Тогда он, запинаясь, признался, что товар, которым он занимается, требует особого укрытия… — Знаем! — нетерпеливо перебили его. — Где твой тайник? — Между нами говоря, в дамбе же, — виновато сказал Дюкастель. — Со стороны моря мы вынули из дамбы несколько камешков… так, немножко… В отлив подъезжаем, прячем товар в пещерку и замуровываем. А в прилив все под водой. Таможенным и невдомек. — Как же вы не понимали, чем это грозит городу? — возмутился каменщик, и многие зароптали. Но Одиго только рассмеялся: — Ладно, оно ведь на пользу пошло, так зачем теперь разбирать его вину? А уж потом не взыщи, Дюкастель, заделаем намертво твою пещеру. Не годится городу иметь дамбу, дырявую, как сыр. Под утро начался отлив. Контрабандист погрузил в лодку несколько бочек пороху, Одиго и каменщик спрыгнули в нее, готовясь отчалить. Но Эсперанса взяла багор и ловко зацепила им за корму. — Постойте, — сказала она. И обратилась к Одиго: — Скажи, любимый, верно ли я поняла твои слова, что жена должна быть рядом с мужем всегда? — Да, — улыбнувшись, сказал Одиго. — Ты моя жена. Чего же ты хочешь? Тогда Эсперанса спрыгнула в лодку и оттолкнула ее багром от берега. * * * Хмурым утром Рене приказал трубить сбор. Сонные, опухшие от пьянства солдаты, ругаясь, вылезли из палаток и стали строиться. Возвратился парламентер, посланный Рене и губернатором к баррикаде, — он только что передал осажденным требование немедленно разобрать баррикаду, сложить оружие и ждать со скрещенными руками своей участи, не то, дескать, заговорят пушки… — Что же они ответили? — Они ответили пословицей: «Ты сдаешься, Бюффаро?“ — «Нет, пока у меня остается ломоть хлеба и кусок ветчины“. Рене помрачнел. Ему совсем не улыбалась мысль уложить еще десятки солдат на рыночной площади. И он велел доставить туда пушки из крепости. Наместник, рассеянно обводя глазами ряды пехотинцев, думал совсем о другом. Пожалуй, в донесении придется как-то избежать описания штурма, несколько уменьшить число погибших и вообще сделать все, чтобы не рассердить Париж. Выехал горнист, заплескали развернутые знамена, затрещали барабаны… но тут всем, находившимся в долине, показалось, что на дамбу с неба обрушился колоссальный сверкающий топор. Все кругом озарилось огненным сиянием… Все головы мгновенно повернулись назад, все груди выдохнули: — С нами святая дева! На глазах у затрепетавших от ужаса людей дамба с громовым грохотом раскололась снизу доверху, как плаха под ударом секиры. Послышался нарастающий шум, рокот, гул несущейся воды. Море, упруго и грозно блеснув изгибом в образовавшемся пробое, огромной волной с шипением ринулось вниз. Сперва эта масса воды, падая с высоты, вздыбила вверх, как при взрыве, столбы земли, камней, обломков деревьев, потом ее мерное и звучное падение образовало блестящий гладкий свод, который, достигнув земли, преобразился в широкую сверкающую ленту пены. Всеохватывающая белая кайма с ужасающей скоростью помчалась на людей. Шум ее движения все нарастал, он покрыл собой все звуки, поглотил слабые человеческие голоса, мычание и лай, треск ломающихся деревьев… и вот вода набежала на задние ряды солдат, опрокидывая их, накрывая шипящей скатертью пены, волоча их барахтающиеся тела. Обезумев, солдаты рассыпали строй и побежали кто куда, швыряя оружие, сдирая с себя каски и панцири, а вода, преследуя, нагоняла их, мгновенно набегала до щиколоток, до колен, пояса, груди… Рене и сеньор хлестнули коней и, взвив их на дыбы, повернули прочь. Они били своих лошадей рукоятями плеток по головам, вонзали шпоры в их бока и гнали вперед без устали, пока местность не поднялась над уровнем моря. Граф, что-то прокричав, унесся налево. При всем испуге и волнении, в его деятельной голове само собой слагалось стройное и убедительное донесение о страшном стихийном бедствии, на его глазах постигшем Старый Город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65