При угрозе надвигающейся войны, необходимости серьезной подготовки армии к предстоящим боевым действиям в новых условиях К. Е. Ворошилов в качестве наркома обороны казался им неспособным выполнить такую ответственную задачу. При этом подсудимые утверждали, что никакого тайного сговора относительно К. Е. Ворошилова они между собой не имели, а намеревались прямо и открыто заявить об этом Политбюро и правительству. Тем не менее их откровенное высказывание было расценено судом как свидетельство „заговорщицкой деятельности“.
По заключению западных исследователей, слишком поздно и лишь в ограниченной степени чехословацкая дипломатия тех лет выяснила национал-социалистское происхождение слухов о советско-германских переговорах, распространявшихся в конце апреля 1937 года, не поняв, однако, всей изощренности обвинений против М. Н. Тухачевского. Это видно из того, пишет И. Пфафф, что чехословацкая миссия в Москве самоуверенно объясняла смещение маршала имевшимися якобы у него связями с троцкистами и его «бонапартистским комплексом», что создавало будто бы опасность захвата им власти. Однако уже в июне того же года в позиции чехословацкой миссии в Москве наметился принципиальный поворот. Представительство категорически отвергло официальную советскую версию, согласно которой восемь ведущих военачальников Красной Армии поддерживали тайные связи с германской секретной службой, и квалифицировало весь процесс как извращение правосудия.
В декабре 1937 года на встрече представителей чехословацкой и советской военных разведывательных служб, состоявшейся в Праге, произошло бурное столкновение делегаций по вопросу о вине маршала Тухачевского. При этом представители Чехословакии настойчиво указывали на то, в какой сильной степени чистки ослабили боеспособность и мощь Красной Армии, причем вследствие выдвижения обвинений, которые весь мир считает ошибочными. Советская сторона уклонилась от продолжения дискуссии по данному вопросу, обратив при этом внимание на то, что «документы», обвиняющие Тухачевского, поступили ведь из Праги.
РОКОВЫЕ ПРОСЧЕТЫ
В свете того, что теперь известно, вряд ли нуждается в дополнительных доказательствах все значение урона, который был нанесен Красной Армии. Тем не менее уместно привести один весьма выразительный в этом отношении документ, датированный 9 ноября 1937 года. Речь идет о совершенно секретном докладе заместителя начальника генерального штаба Чехословакии генерала Богумила Фиала, направленном им главе военной разведки. Если сперва Верховное командование чехословацкой армии, говорилось в этом докладе, отказалось воспринять ликвидацию Тухачевского и высшего советского командного звена как тяжелый урон для Красной Армии и на первых этапах чистки было убеждено, что «русская армия переживает мрачный этап, но все еще остается силой большого значения, то наша военная делегация, посланная для знакомства с состоянием обороноспособности Красной Армии, возвратилась с крайне тревожными вестями, превзошедшими самые мрачные ожидания».
«Поток массовых репрессий, — подчеркивалось далее в докладе, — вызывает опасения относительно возможности внутреннего разложения Красной Армии, ослабления ее оперативной ударной силы, ее неспособности вести наступательные действия и в будущем из-за неимения тактического и стратегического опыта у новых молодых командиров, когда в течение одной ночи лейтенанты тысячами становились командирами полков, а майоры — командирами дивизий… »
В то же время если предположить, указывала французская печать, что в руководстве Красной Армии возможны такие преступления, то она может обладать лишь ограниченной боеспособностью. Кроме того, в ней выражались серьезные опасения относительно того, что жизненно важные для Франции военные тайны могли быть выданы Германии, если обвинения в шпионаже правдоподобны. Высказывалось единое мнение, что чистка в армии нанесла тяжелый урон международному авторитету СССР и дала повод для обоснованных сомнений в ценности франко-советского договора.
Спустя два дня после казни восьми выдающихся советских военачальников посол Кулондр посетил наркома иностранных дел М. М. Литвинова, чтобы сообщить ему о том, сколь «плачевное впечатление» произвели на дружественные Советскому Союзу страны «жестокие расправы», и выяснить, как «следует расценивать выдвинутые против осужденных обвинения в шпионаже». Умелый и уклончивый ответ наркома не мог поколебать сомнений Кулондра. Тем более что все аккредитованные в Москве послы были твердо убеждены в том, что чудовищное обвинение в шпионаже не соответствует истине. Они были непоколебимы в мнении, что это обвинение является всего лишь предлогом, с помощью которого Сталин устранил Тухачевского, Якира, Уборевича и других советских военачальников, поскольку из-за своей подозрительности они «показались ему сомнительными», и что «непосредственной или конкретной конспирации никогда не существовало».
Через две недели после этого в беседе с В. П. Потемкиным Кулондр подчеркнул, что Франция, естественно, глубоко озабочена этим делом, и настойчиво добивался получения точной информации, «в какой степени казненные офицеры замешаны в заговоре с Германией».
Такой же точки зрения придерживается и известный американский публицист Дэвид Кан. Обобщая материалы того времени, он пишет, в частности, что в результате массовых репрессий Красная Армия лишилась в среднем одного из четырех офицеров, включая талантливого командира маршала М. Н. Тухачевского и многих других, кто сражался на фронтах первой мировой войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144