Первый нашел площадку для гольфа, а ребятишки – парк с аттракционами. Они посещали его в сопровождении няньки-шведки, где ей пел серенады буквально каждый распаленный похотью самец с Коста-Смеральда, где она бесперебойно получала предложения руки и сердца и еще более бесперебойно – предложения скоротать вечерок, на несколько из которых она откликнулась, предварительно уложив детей спать. Одиночество Кэролайн скрашивал некий гонщик Формулы-1 из Рима. По ее уверениям, у этого поразительного творения природы было три яйца, а не два, хотя, возможно, ей это просто показалось в пылу страсти. «Он своего мотора не жалел, – со смехом говорила она. – Наяривал на совесть, без заправки и ремонта!» И в то же время, по ее словам, то был вполне галантный джентльмен, истинный римлянин – это он проделал долгий путь в Кальяри, чтобы привезти британского консула.
– Не так уж дурно за неделю-то отпуска! – заметила я.
Кэролайн не принадлежала к числу особ, личные тайны которых можно было выведать только с помощью Торквемады. Они были тут же выложены перед нами, точно товар на прилавок, и помогли скоротать вялое начало дня, а также изрядно поразить воображение немногочисленных покупательниц – благодаря тому, что Кэролайн не удосужилась даже понизить голоса.
Но ее возвращение было не единственным событием, занимавшим в тот день мои мысли и воображение. Примерно каждые полчаса я гадала, в какой именно точке необъятного неба находится маленький самолет, несущий ко мне Джоша, и еще благодарила Бога за то, что в августе обычно не наблюдается гроз, а также обледенения закрылков или миграций крупных стай птиц. К тому же и арабские террористы вроде бы в последнее время попритихли. И начало моей двойной жизни находилось теперь целиком в руках «Алиталии».
Чуть раньше, во время одного из тех редких завтраков, когда мы с Ральфом вдруг оказались вместе за кухонным столом, он вышел из своего кокона и процитировал мне отрывок все из того же «Дяди Вани»:
– «Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница и затем уже друг».
Я призадумалась. Почему именно эти строки Чехова вдруг показались ему столь важными? Возможно, Ральф решил, что в этих словах кроется некая столь важная для нас обоих истина. Что ж, подумала я, любовницей его я уже была и теперь, оглядываясь на годы, прожитые вместе, считала их лучшими в своей жизни. Те годы, конечно, когда я была молода и мила и оба мы радовались жизни. Но что это означает – «приятель»? Я не понимала. И теперь «друг»? Неужто я стала ему другом? И перед глазами вдруг возникла картина: вот мы оба, совсем старенькие, молча сидим у огня.
Но во мне тлели угольки совсем другого огня, и порой я даже пугалась – так сильно хотелось, чтоб они разгорелись ярким пламенем.
В небе пролетел еще один самолет. Я выглянула из окна– посмотреть, не принадлежит ли он компании «Алиталия», но он уже скрылся из виду.
К полудню Кэролайн закончила свою исповедь и решила заняться увезенной машиной. Стала настырно названивать куда-то, и я слышала лишь обрывки разговора. Такие слова и выражения, как «вандалы», «коррумпированная полиция», «украли прямо из-под носа», звучали довольно часто, но имели мало отношения к истинному положению дел.
Не успела она повесить трубку, как телефон тут же зазвонил. Кэролайн подошла, затем, не говоря ни слова, протянула трубку Гейл. Я слышала, как та говорила:
– Извини, дорогая. – А затем: – Посмотрю, что тут можно сделать, Ребекка, дорогая! Я тебе перезвоню.
Я вспомнила. Ребекка – та самая женщина, которая собиралась на уик-энд с мужем-адвокатом, который, в свою очередь, трахал Мерзавку.
Гейл отошла от телефона, голос ее звучал сердито:
– Глупая корова! Не может, видишь ли, приехать забрать барахло. У ее бедной маленькой дочурки, видите ли, насморк! Все они таковы, только и дожидаются, чтоб другие ради них крутились!
– Может, на такси отошлем? – предложила я.
Гейл сверкнула глазами:
– Да ты с ума сошла! Там на восемьсот фунтов разных вещей от дорогих модельеров!
– Ну тогда я отвезу, – сказала я. – Где она живет?
– В Хэмпстеде. Лейнстер-пэрейд.
Гейл проворчала слова благодарности. Тут вдруг встряла Кэролайн:
– Лейнстер-пэрейд? Так там живет Аманда, а мы с ней как раз договаривались пообедать вместе. Попрошу ее завезти шмотки этой дуре.
Итак, проблема вроде бы была разрешена.
Но имя Аманда не давало мне покоя. Неужто это та самая Аманда, которая как-то переспала с Джошем? А может, у Кэролайн сразу несколько Аманд? Нет, спрашивать ее ни за что не буду! Но взглянуть на эту стерву, пожалуй, стоит.
Лучше б я не глядела. Лучше б вообще не приходила сегодня в магазин. Аманда заехала за Кэролайн. Росту в ней было около шести футов, причем большая его часть ушла в Ноги. Каскад белокурых волос, загар, любоваться которым позволяла сведенная к минимуму блузка. Кэролайн не улучшила ситуацию, решив представить меня как друга Джоша Келвина.
– Помнишь, дорогая, такой сексапильный фотограф, ну, который… Ладно, не буду тебя смущать. Анжела к нему неравнодушна, так что ты, Аманда, расскажи ей, что говорила мне…
Я проглотила ком, вставший в горле. Должно же быть хоть какое-то оружие, способное укротить Кэролайн! Весь вопрос в том, где его найти.
По крайней мере Аманде хватило такта не распространяться на эту тему. Но с загаром, подобным этому, подумала я, слова ни к чему. Она не носила даже обручального кольца. И я возненавидела ее.
Вечер выдался очень грустный. Ральф был на репетиции, Рейчел – в лагере. Магдалена где-то шлялась – наверняка говорила всем подряд «я люблю тебя».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129