Как всегда, я не переставал прислушиваться. Ветер усилился и свистел сквозь соломенную крышу. Иногда от порыва колыхался огонь в лампе, отбрасывая на стену огромные тени. Мягкое дыхание падающего снега сменилось слякотным шумом.
С закрытыми дверями в лачуге становилось теплей. От моей одежды повалил пар. Я выпил все, что было в чаше, и вернул посуду Макото. Он наполнил чашу снова, сделал глоток и поставил на пол.
– Зима или остаток моей жизни, кто знает, чему раньше придет конец, – произнес он, взглянул на меня и опустил глаза. – Мне трудно говорить, Такео, поскольку многое касается и тебя. Но если Просветленный позволил нам встретиться, то я попытаюсь. Твое присутствие в корне все меняет. Я уже сказал, что твой образ постоянно является мне, приходит во сне. Я пытался побороть наваждение.
Макото усмехнулся:
– С самого детства я стараюсь отрешиться от мира ощущений. Моим единственным желанием было просветление. Я жаждал одиночества. Не стану утверждать, что никогда не испытывал привязанности – ты сам знаешь, как бывает, когда мужчины живут среди женщин. Тераяма не исключение. Но я никогда не влюблялся. Меня никто не мучил… кроме тебя. – На губах Макото вновь появилась улыбка. – Не буду объяснять причин. Это не важно, и в любом случае, я сам не уверен, даже сейчас. После смерти Шигеру ты с ума сходил от горя. Меня так растрогало твое страдание. Я хотел утешить тебя.
– Ты меня и утешил, – подтвердил я тихо.
– Для меня это было больше чем утешение! Я не понимал значения происходящего. Мне нравилось переживать, я благословлял страдания и ненавидел себя. Все мои духовные стремления превратились в пустое притворство. Я пошел к настоятелю и сказал, что должен покинуть храм и вернуться в мир. Он предложил мне уединиться и обдумать свое решение. На западе у меня есть друг детства – Мамору, который умолял меня приехать в гости. Ты знаешь, я немного играю на флейте. Меня пригласили присоединиться к театральной труппе, которая ставила драму «Ацумори».
Он замолк. Ветер стучал в стены дождем со снегом. Лампа почти потухла. Я не догадывался, что дальше скажет Макото, но мое сердце билось неспокойно, а в горле пересохло. Я боялся услышать горькую правду.
– Мой друг живет в доме господина Фудзивары, – продолжил Макото.
Я покачал головой: никогда о таком не слышал.
– Этот титулованный вельможа выслан из столицы. Его земли лежат рядом с Ширакавой.
От одного звучания этого имени я ощутил боль, словно меня ударили в живот.
– Ты видел госпожу Ширакаву?
Он кивнул.
– Мне сказали, что она умирает.
Мое сердце готово было вырваться из груди.
– Она перенесла тяжелую болезнь, но выздоровела. Ей спас жизнь доктор господина Фудзивары.
– Она жива? – Тусклая лампа словно разгорелась, наполнив лачугу светом. – Каэдэ жива?
Макото всмотрелся мне в лицо, и его глаза наполнились болью.
– Да, и я искренне благодарен за это судьбе. Иначе вся вина за ее смерть легла бы на меня.
Я нахмурился, пытаясь разгадать смысл его слов.
– Что случилось?
– В доме господина Фудзивары ее называли госпожой Отори. Там все считали, что господин Шигеру тайно женился на ней в Тераяме, когда приезжал на могилу брата, в тот день, когда мы с тобой познакомились. Я не ожидал увидеть Каэдэ у господина Фудзивары, мне никто не сказал о браке. Я был просто застигнут врасплох. Я подумал, что на ней женился ты и находишься где-то поблизости. Пришлось болтать, что попало. Я не только осознал силу и природу наваждения, от которого якобы освободился, но и вмиг раскрыл обман в присутствии ее отца.
– Но зачем она сказала, что является женой Шигеру?
– Иногда женщины вынуждены прибегать ко лжи. Она чуть не умерла, потому что у нее случился выкидыш.
Я потерял дар речи.
– Отец Каэдэ расспросил меня о браке, – продолжил Макото. – Я знал, что в Тераяме никакой свадьбы не было. Я попытался уклониться от ответа, но он и до меня питал подозрения, а я уже сказал достаточно, чтобы укрепить их. Тогда я еще не знал, как зыбок его разум, как часто он помышляет о самоубийстве. Господин Ширакава вспорол себе живот в присутствии дочери. От потрясения, вероятно, произошел выкидыш.
– Это был мой ребенок. Каэдэ обещала стать моей женой. Она ею станет.
Услышав собственный голос, я осознал весь ужас своего предательства. Сможет ли Каэдэ меня простить?
– Я так и подумал, – сказал Макото. – Когда ты успел? О чем ты думал? Она же девушка из благородной семьи.
– Мы думали о смерти. Это случилось той ночью, когда умер Шигеру и пала Инуяма. Мы не хотели погибать, не испытав…
Я не сумел договорить до конца. Вскоре Макото продолжил:
– Мне не удалось справиться с собой. Страсть погрузила меня в мир страданий, от которого я всегда мечтал отрешиться. Я понимал, что причинил непоправимое зло другому живому созданию, пусть это всего лишь женщина, но в то же время из чувства ревности я желал ее смерти, потому что знал, что ты любишь ее, а она, вероятно, любила тебя. Видишь, я откровенен с тобой. Ты должен знать самое худшее обо мне.
– Я не вправе упрекать тебя. Мое поведение привело к более сокрушительным последствиям.
– Но ты принадлежишь существующему миру, Такео. Ты живешь в нем. Я хотел стать другим. Оказывается, просто из тщеславия. Вернувшись в Тераяму, я попросил у настоятеля разрешения удалиться в горную лачугу, чтобы посвятить себя игре на флейте и служению Просветленному. Я уже не надеюсь, что он дарует недостойному монаху просветление.
– Мы все живем в реальном мире, – сказал я. – Где же еще? – Произнося это, я вспомнил слова Шигеру: «Как река вечно течет за дверью, так и мир всегда остается снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81