а второй тут же рубанет саблей, а третий раскаленным в огне каменным пестом коснется раны... если неопытный – то всей и как следует, чтобы пошел дым, а если не в первый раз – то легонько и в четырех-пяти местах... потом оттянутой кожей культю прикроют и забинтуют холстяным бинтом, сверху положат сухой мох и снова забинтуют... у азахов не было специальных лекарей и знахарей, каждый мужчина мог сделать многое... зашить рану, срастить перелом, пустить кровь, найти в степи или лесу нужные травы...
Травы, подумал Алексей как-то отрешенно. Вкус порошка, незнакомый и вначале не вызвавший никаких ассоциаций, вдруг стал тревожить. Что-то очень глубокое, очень давнее...
Двое с отморожениями. Еще двое с пустяковыми вроде бы, но опасно гноящимися ранами. Наконец, все больны, у всех кашель, половина мается животом...
Он знал, что нужен отдых. Особенно сейчас, когда – дошли, дошли в обоих смыслах. В этом последнем рывке сгорели все силы. Но – жуткое чувство, будто по пятам идет даже не кто-то – а что-то. Тупое и безглазое. Заведомо необоримое. И спасение только в движении, в заячьих зигзагах, прыжках, заметании следов... но след проступает, проступает, проступает – как кровь сквозь снег...
Стоп, приказал он себе. Даже не думать об этом. Не думать о том, что замыслил, потому что тогда – выдашь неизбежно. Движением брови.
Остановившимся взглядом. Фальшивой нотой в заданном вопросе.
И все же он огляделся по сторонам так, будто прощался с тем, что видит.
Впрочем, почему будто? Он действительно прощался. Просил простить.
Зная, что прощения ему не будет никогда.
Деревня Хотиба была немаленькая, в сотню домов, с храмом и базаром, с кожевней, ветряной мельницей и кузницей; принадлежала она по ленному праву акриту Афанасию Виолету, который, впрочем, очень давно не показывался в своем доме, высоком темном тереме, стоящем среди высоких сосен совсем немного в стороне от прочих построек. За домом присматривал сам староста, безрукий и одноглазый ветеран прошлой конкордийской войны. От господина своего известий он не имел с апреля...
Посты Алексей не ставил – сами деревенские разбежались и вдоль дороги, и по тропам, и к каким-то тайным бродам через болота и речку Свись, постоянного русла не имеющую и в зависимости от дождей и вообще от погоды оказывающуюся то тут, то в трех верстах. По всем соображениям, вряд ли следовало ожидать нападения сегодня или завтра... а главное, деревенские прекрасно понимали, что им не поздоровится, если конкордийцы накроют здесь бродиславов – так стали называть остатки мелиорской армии, оказавшиеся в тылу победителей. Всем им приказано было разоружиться и разойтись по домам, в противном случае они, а также те, кто их укрывает, подвергнутся жестокому наказанию.
Да, подумал Алексей, чтобы укрыться, места лучшего, чем этот полуостров среди болот, не найти... И это знаю не только я.
Болотьс, так край звался, лежал в междуречье Свиси и Кадилы, двух небольших рек, текущих на восток, сливающихся – а далее пропадающих в гиблом краю Соленой Камы, части Дикого Брега – совершенно непроходимой смеси болот, озер, речек, морских лиманов – и торчащих среди этой грязи и воды голых скал со срезанной вершиной. Нога человека там не ступала – или почти не ступала... С другой стороны Болотьс отрезали от внешнего мира невысокие, но сильно изрезанные горки Мончa, через которые проходили только две дороги: на север, на Бориополь – и на Столию. Этими дорогами как бы обозначалась принадлежность сих земель...
Прихрамывая, шел навстречу трубач Главан. В сотне Алексея он был единственный конник из не-азахов – и потому ко всем, включая командира, относился как бы покровительственно.
– Во дела, командир, – сказал он чуть изумленно. – Тут, оказывается, степняки дней восемь гарнизоном стояли. Платили за все щедро... Третьего дня ушли, специальный гонец прибегал. А серебро ихнее... вот, – и он показал кружочек из зеленого камня. – Обернулось...
Алексей взял кружок, покрутил в пальцах. Нефрит. В Степи – идет на вес серебра. Все будто бы честно... Но нефрит этот был мертвый – куда более мертвый, чем камни, что десятками лет валяются при дорогах. На нем угадывался какой-то рельеф, но ни наощупь, ни глазом Алексей не сумел разобрать даже рисунок это или надпись.
– И много ли таких? – спросил он.
– Наверное, немало, – сказал Главан и повторил... – Платили щедро...
– Собери еще штук пять-шесть, – велел Алексей. – Понадобится потом.
– А чего их собирать, вот они... – Главан вынул из кармана горсть каменных бляшек. – Людям не нужны.
– Людям не нужны... – Алексей посмотрел прямо в глаза Главану. Они были серые с мелкими темными точками.
– Ну... да. А как же иначе? Явно же – чародейская масть, опасаются люди-то... Алексей взял бляшки. Холодные...
– А чего ты не спишь? – спросил Алексей странным даже для самого себя тоном.
– Не знаю, – Главан даже, кажется, растерялся. – Лег, а по мне кто-то скачет. Думал, блохи. Посмотрел – нет никаких блох... Ну, я и пошел прогуляться.
Может, кто баню топит... Как там кесаревна-то наша?
Алексей молча покачал головой.
– Понятно... Что делать-то будем, командир?
– Думаю.
– Не нравится мне, что они так вот – собрались и ушли, – сказал Главан. Не ловушка ли тут нам расставлена?
– Может, и деревню за этим же самым поставили? Народом населили?
– Зря смеешься, командир. Вот как хлынут змеи с неба...
– Я не смеюсь. Просто если считать, что они такие все наперед знающие, то надо сразу на спину лечь и лапки повыше задрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16