– Должен был слышать.
– Хорошо. Я спрошу ее, если найду. Говорят, она не любит бывать на открытых местах.
– Просто огласи, что можешь освободить ее. Она найдет тебя сама.
– А если она все-таки не скажет? Или не знает? Такое может быть...
– Поступишь по своему усмотрению.
– Понял тебя, Многоживущий. Поскольку в твоем новом мире не будет разделения на живых и мертвых...
– Ты знаешь, чародей, чем дольше я жил на свете, тем более убеждался, что совсем не разбираюсь в людях. И когда мне что-то требуется от них, я предпочитаю найти умного человека, посвятить его в проблему – и дальше положиться на него целиком и полностью. Вот и ты – можешь поступить по своему усмотрению. По привычке живых ты опасаешься какого-то наказания, преследования, да? Ты все никак не можешь привыкнуть к одной простой мысли: тебе не угрожает ничто... Сарвил, откинувшись назад, долго смотрел в глаза Астерию. Потом кивнул.

Глава третья

После недавних непогод море еще не успокоилось, гладкие волны катились от горизонта слепо и тяжело, странно блестящие, будто политые маслом. Старый левиатон, глубоко сидящий в воде, качался медленно, в каком-то своем ритме, слыша свою музыку. Все паруса его, даже самые легкие «обрюши», натянутые между вынесенными за борт тонкими временными реями, – лишь чуть выгибались под током воздуха, который никак нельзя было назвать ветром. За кормой солнце проходило сквозь ясно очерченную тонкую полоску далекой тверди, растекаясь далее по волнам множеством капель и лужиц жидкого огня.
– Подобно ртути, – сказал маленький монах Андрон, стоящий на корме у борта. – Ртути, напитанной золотом.
Его собеседник не отозвался. Монах коротко взглянул на него. Желтоватое вытянутое лицо с глазами, полуприкрытыми темными веками, выражало страдание. Днем он уже извинился перед монахом за то, что иногда не может пересилить себя. Я страдаю неизлечимым заболеванием, сказал он тогда, и время от времени теряю контроль над собой. Жить мне осталось до зимы, а то и меньше... Представился он Сарвилом, лекарем и малоумелым чародеем, бежавшим когда-то из Мелиоры на материк от притеснений и преследований – и вот возвращающимся просто так... умереть на родной земле.
О скорой смерти он говорил очень покойно, без присущей даже образованным людям нервности и робости.
Монаху иногда казалось, что запах тлена уже исходит от него – настолько тонкий, что напоминает далекий аромат дорогих духов.
– В мире еще так много непостижимого, – сказал вдруг Сарвил негромко и чуть насмешливо, как будто не он только что сдерживал рвущийся наружу стон. Вы бывали в Кузне, мой друг? Ах да, я уже спрашивал – и получал ответ, что нет, не бывали... Простите, страдаю забывчивостью. Обитатели Кузни живут, представьте себе, на поверхности огромного шара. Им так видится. Чтобы объяснить себе, отчего же они не падают вниз, пришлось изобретать свойства предметов притягиваться друг к другу... как бы прилипать на расстоянии. Позже те люди стали исследовать это странное свойство, вывели причудливые законы, которыми описывают поведение предметов... но природы этой притягивающей силы так и не постигли. Разумеется, только так и могло получиться, ибо в действительности никакой силы притяжения нет. Есть верх и низ. Все. Но тот мир, в котором нет ни верха, ни низа, без таковой силы существовать не может, ибо она есть клей, скрепляющий его части. Следовательно, раз тот мир существует и не рассыпается, сила эта в нем присутствует. И вот мы видим – отсюда – как их ученые люди с наморщенными лбами исчисляют свойства и количества того, чего нет. Чего нет, но без чего их мир перестанет мгновенно существовать... а он существует. Хотя и весьма призрачен при этом. Ученые же люди призрачного мира весьма сведущи в проявлениях несуществующей силы притяжения и умеют обращать эти знания себе на пользу. Так, они научились летать...
Монах вздрогнул и старательно сделал вид, что подавил зевок. Но Сарвил просто не обратил на это внимания.
– Интересно, если бы они оттуда могли видеть нас? У них нет смерти в нашем понимании, у них – полное освобождение сразу. Как бы они отнеслись к тому, что существует полная смерть, настоящая смерть? Или – к пограничию, растянутому на годы или десятилетия? Скорее всего, думается мне – просто не поверили бы, сочли суеверием, легендами – подобными тем, что в изобилии творят они сами... и никакие доводы, никакие доказательства... даже предъявленные самым грубым образом – не поколебали бы их убежденности...
– Вы так думаете? – монах наклонил голову, посмотрел на воду. Вода казалась черной. – Мне всегда казалось, что напротив – человек слишком легко приспосабливается ко всему...
– Да – но в очень жестких рамках. И даже не рамках... Он может идти, бежать, ползти, стоять, поворачивать направо и налево, назад... но не может подниматься в воздух и погружаться в воду. Я, конечно, не говорю о чародеях...
– Странно, почему вы их исключаете из рядов человеческих, – сказал монах. – Право, это все равно, что рассуждать о свойствах и способностях махагона без ног.
– У вас все еще сохраняется такое представление? А вот мне кажется, что чародеи давно забыли о прочих людях и предаются лишь собственным забавам.
Взять эту войну... Впрочем, все это не так уж существенно. Я вообще хотел сказать совсем другое. Нам кажется, что солнце скрывается за горизонтом, хотя на самом деле оно просто уходит за край темного светила, дарящего нам достойное восхищения, но и повергающее в ужас зрелище звездного неба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16