Завязалась беседа. Мой знакомый рассказал, что он назначен руководить перевозкой возвращающихся из Циндао войск. Между прочим, я спросил его, скоро ли мы увидим японскую армию на каком-нибудь европейском фронте бок о бок со своими союзниками - французами, англичанами или русскими.
- У нас по горло всяких дел и у себя, на Дальнем Востоке, - ответил японец.
Беседуя, казалось бы, самым приятельским и непринужденным образом, офицер потихоньку отводил меня подальше от солдатских палаток. Видимо, он считал, что я могу подсмотреть или выведать что-нибудь.
Я понял эту маленькую хитрость, быстро распрощался и пошел на пристань.
Там уже стоял пароход "Хазан-Мару", на котором мы прибыли в Японию.
Кончились все приготовления, и мы тронулись в путь, держа курс на северо-запад.
А погода между тем все ухудшалась. Море кипело и клокотало. На фоне свинцового неба мрачно выделялась каменистая темно-коричневая гряда гор, над которой совсем низко проносились обрывки белесоватых облаков. Какая разница была с той картиной, которую мы наблюдали четыре месяца назад, подъезжая к берегам Японии! Бешеный напор водяных валов сотрясал наше судно, ветер завывал в его снастях, обрывки туч с ужасающей быстротой неслись мимо нас.
Но картина разбушевавшейся стихии не подавляла, а как-то по особому бодрила меня. Работа в Японии успешно закончилась. Впереди - встреча с Родиной. От этих мыслей все во мне ликовало.
Ветер крепчал. Я обеими руками держался за поручни и не отрывал глаз от таявших в туманной дали берегов Японии.
Мрачные тучи заволакивали небо, но разъяренный ветер терзал и рвал их на части.
Смотрел я и не мог понять, где было больше бури: в налетающих друг на друга обрывках туч или среди вспененных громад разъяренного океана...
И вдруг на одно мгновение в просвете туч показалось солнце. Ослепительные лучи осветили море, и оно стало от этого еще более грозным...
Тайфун задержал нас в пути. Только на третий день к вечеру "Хазан-Мару" достиг Владивостока.
После шести часов вечера вход на рейд ввиду военного времени был закрыт; мы остановились, ожидая рассвета.
Как страстно ждал я момента высадки на родной берег! Я не мог заснуть и долго ходил по палубе парохода. Впереди расстилалась пустынная каменистая равнина с еле видневшимися в ночном сумраке крышами двух-трех строений. И все-таки эта картина была для меня дороже и роднее, чем все феерические красоты Японии. Над крышами строений вился легкий дымок. Порывы ветра иногда доносили его до нашего парохода. Я жадно пытался вдохнуть в себя хотя бы частичку этого дыма...
"И дым отечества нам сладок и приятен", - вспомнил я известные слова из "Горя от ума".
Сколько раз с усмешкой думал я об этих словах, считая их данью сентиментальности.
А теперь... Даже они не могли передать того, что чувствовал я, увидев родную землю.
На русском фронте
О чем рассказали цифры
Через несколько дней после возвращения из Японии, 2 января 1915 года, меня вызвал начальник Главного управления генерального штаба генерал Беляев - высокий сухощавый человек с бледным неподвижным лицом.
- Вы получаете новое назначение: в штаб Северо-Западного фронта, сказал он мне. - Русская армия находится в катастрофическом положении вследствие крайнего недостатка винтовок. Размах войны спутал все расчеты, сделанные в мирное время. Положение с винтовками угрожающее. Ваша задача установить на Северо-Западном фронте такой порядок сбора, исправления и сбережения оружия в войсках, чтобы там не могла пропасть ни одна винтовка. На Юго-Западный фронт с тою же целью назначен полковник Кирсанов...
Из разговора с Беляевым я узнал, что русская армия в результате непрерывных четырехмесячных боев понесла большие потери. На фронт надо было посылать громадное, хорошо вооруженное пополнение. А запасы винтовок уже иссякли. Сначала маршевые роты высылались вооруженными только наполовину состава, потом на одну треть и наконец совсем безоружными. Винтовки им приходилось добывать на фронте.
Считая порученную мне задачу в высшей степени важной, генерал Беляев приказал еженедельно доносить по телеграфу непосредственно в Главное управление генштаба о количестве собранного в армиях оружия. Тогда же я получил и соответствующее отношение к начальнику штаба Северо-Западного фронта, в котором рисовалось общее положение с винтовками и указывались мои задачи.
После этого разговора я со всей отчетливостью понял трагичность положения. Запасов не было, оружейные заводы обладали слабой производительностью, закупить большие партии винтовок с надлежащим количеством патронов не удалось. Вся надежда теперь возлагалась на русского солдата, на его умелое, бережное обращение с винтовкой.
Мне было дано несколько дней, чтобы подготовиться к новой командировке. Я использовал их прежде всего для того, чтобы хорошенько ознакомиться с данными о запасах оружия.
В оружейном отделении Главного артиллерийского управления мне предоставили все необходимые материалы. Тогда предо мной и раскрылись те, казалось бы, сухие и лаконичные цифры, которые красноречивее всяких слов говорили о нуждах царской армии.
Согласно положению, разработанному мобилизационным комитетом Главного управления генштаба, в войсках и запасах должно было состоять 4 559 003 винтовки и карабина. В действительности накануне войны в наличии имелось 4 652 419 экземпляров. Формально все было в порядке.
В чем же была причина катастрофы в снабжении армии винтовками? Она заключалась в недостатке тех запасов, которые были установлены для пополнения убыли винтовок от повреждений и утерь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78