– Как определил Лаверн, это деловое соглашение, а не любовная история.
– А, так вы хотите письменный договор?
– Конечно, нет. Как бы то ни было, он не является необходимым, потому что я не хочу выходить за Уолтера, пока не будет гарантирован успех Дэвида.
– Тогда, пожалуй, на договоре следовало настаивать мне.
– Если вам так угодно, – сказала я.
Он поднялся, обошел письменный стол и взял меня за руки, чтобы поднять со стула.
– Джена, дорогая моя. Мне действительно никто никогда не нравился так, как вы. Если вы станете матерью моих внуков, они непременно будут такими, как вы. А не как мой сын. В нем недостаточно хорошей крови. Вы снова улучшите ее. Мое восхищение вами беспредельно. Нет ничего такого, чего бы вы пожелали, а я бы не дал вам.
– Единственное, что вы могли бы дать мне, вы не дадите, – сказала я. – Все остальное не имеет значения. Могу ли я сейчас уйти?
– Разумеется. Не сердитесь. Поймите и вы меня.
– Всего хорошего, – коротко сказала я и оставила его. Я еще не прошла и половины гостиной, как он вышел из библиотеки и окликнул меня.
– Мари через неделю будет официально объявлена умершей. Вы выйдете за Уолтера через час после объявления суда. Какой быть церемонии бракосочетания, решать вам.
Сейчас мне было не до мыслей о том, какую я хотела церемонию бракосочетания. Прижав ладони к глазам, чтобы сдержать слезы, я бросилась наверх в свои комнаты.
Дело было сделано. Я согласилась. У Дэвида разорвется сердце, когда я сообщу ему об этом. Но так надо. Бывают случаи, когда сердцу нельзя позволять думать за голову, и этот один из них.
Я упала поперек кровати и дала волю слезам, которые уже невозможно было сдержать.
XIV
Я как-то прожила день. Уолтер за ужином был мрачен и неразговорчив. Селина была по обыкновению невозмутима, Аугуста несколько раз улыбнулась мне сочувственно, а Клод, пребывавший в наилучшем расположении духа, рассказал о делах на полях и несколько историй из дней своей молодости. Ко мне он был особенно внимателен.
После ужина я прошла прямо в свои комнаты, сославшись на головную боль, которая вскоре перестала быть только предлогом. Селина, постучав в дверь, вошла со снотворным в розовой облатке.
– Я подумала, что вам хорошо бы это принять, Джена. Клод рассказал мне о своих планах относительно вас и Уолтера. Не стану обижать вас пожеланиями счастья. Знаю, от чего вы отказались, и восхищаюсь вами за это. Клод никогда не изменится. Если уж он чего-то захотел, то добьется, и ни разу не знал неудачи. Порой мне хочется, чтобы это случилось.
– Я стараюсь извлечь из этого как можно больше, – сказала я. – Вам известно, что Уолтер не любит меня?
– Он никогда не переставал любить эту ужасную женщину, которая его бросила.
– Бедный Уолтер. Я было возненавидела его за опасные выходки, но теперь знаю, почему он это делал. Я больше не могу его ненавидеть.
– Уолтера надо понять, – признала Селина. – Сознаюсь, я иногда не понимаю, как с ним быть. Обычно он добрый. Не совсем честен, должна сказать, но не ищет случая кому-либо навредить. А если сильно возбужден, способен, как мне порой кажется, убить нас всех.
– Однажды, – сказала я, – загадка исчезновения Мари разрешится. Возможно, тогда он успокоится.
– Более вероятно, что вы как жена угомоните его. Ему нужна твердая рука, и что-то подсказывает мне, что вы ею обладаете. Он по крайней мере будет вас уважать. Но знаю, что вы устали, и пожелаю вам доброй ночи.
– Спасибо за снотворное, – сказала я. – Мне нужен здоровый отдых.
Она поцеловала меня в щеку, и вдруг я поняла, что эта сердечная, ласковая женщина скрывает свои истинные чувства под суровой маской, ибо Клод хотел, чтобы она была такой.
Я приготовила снотворное, задула последнюю лампу, улеглась в постель и размышляла о дне, который перевернет всю мою жизнь. Я многократно говорила себе, что мое решение правильно. Нельзя допустить, чтобы талант Дэвида пропал попусту. Это был единственный способ, каким я могла помочь ему, и молилась за то, чтобы он понял. Минута сообщения ему о моем решении станет ужаснейшей в моей жизни.
Я приняла снотворное, как бы защищаясь от собственных сомнений, которые усиливались в ночные часы. Скоро я провалилась в глубокий сон.
Мои последние мысли, слегка спутанные возраставшим действием снотворного, были о моей полной незащищенности, пока я нахожусь под влиянием лекарств.
Это, должно быть, произвело на мой ум такое сильное впечатление, что когда я проснулась при ярком свете дня, я прямо-таки удивилась, что жива. Я чувствовала себя отдохнувшей, и головная боль исчезла. Я постояла у окна, глядя на ясный солнечный день. Я обозревала просторы усадьбы и плантации и покачала головой при мысли о том, что буду совладелицей всего этого богатства.
Я спустилась к завтраку, который съела в одиночестве. Одетта прислуживала мне без улыбки и молча. Ее темные глаза изучали мое лицо с тем же выражением, с каким она обычно рассматривала пылинки – нечто подлежавшее устранению.
Мне нужно было как-то подкрепить свой дух, и я отважилась выйти на прогулку. Это противоречило моим здравым суждениям и советам Дэвида, но хотелось ощутить солнце и подышать свежим воздухом, благоухающим цветочным ароматом.
Медленно идя по дорожкам между цветниками, я с удивлением увидела Аугусту, которая подобрала юбку, чтобы идти за мной. Я подождала ее.
– Доброе утро, – сказала я. – Мне следовало бы спросить вас, не хотите ли подышать вместе со мной.
– О нет. Я, кажется, редко это делаю. Хотела поговорить с вами – так, чтобы никто не услышал. Я их боюсь. Не хочу доставлять им повода для действий против меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55