— Блэйни покантовал ее малость, и все. Сейчас я силенок поднабрался, так что, пожалуй, и сам ею займусь. — Он стукнул себя кулаком в живот, но не слишком сильно.
— Позвольте мне все-таки поговорить с ней.
— Что это ты ею так интересуешься, малыш?
— Тарантини чуть не проломил мне голову.
— Подумаешь, голова! Вот когда по карману ударят — тогда взвоешь. Там больнее всего.
— Это точно. Но у меня есть одна идея. Галли могла вообразить, что я на ее стороне. — (Если она действительно так подумала, то она чертовски права.) — Вы меня слегка помнете и втолкнете к ней. Это ее окончательно убедит. Полагаю, вы ее упрятали в какой-нибудь подвал?
— То есть ты хочешь подсадной уткой заделаться, так я тебя понял?
— Называйте, как хотите. Когда я получу свои пять сотен?
Он глубоко засунул руку в карман халата, вытащил тисненный золотом бумажник, извлек из него пятисотдолларовую бумажку и бросил на стол.
— Держи.
Я встал и, преодолевая отвращение, взял деньги, убеждая себя, что в данных обстоятельствах это оправданно. Взяв у Даузера деньги, я заставлю его доверять мне. Другого способа я не знал.
Я сунул бумажку в кармашек для часов, отдельно от остальных денег, пообещав себе, что спущу эти пять сотен на бегах при первой же возможности.
— Ну что ж, идея, может, и неплохая, — проговорил он. — Поговори с девчонкой, пока мы не слишком ее потрепали. Мне она даже нравится, ей-богу. Есть на что поглядеть. Тебе, поди, тоже, а? — В его жабьих глазах зажегся похотливый огонек.
— Да, лакомый кусочек, — согласился я.
— Ладно, без глупостей. Я подсажу тебя к ней, и ты с ней потолкуешь, но и только. Как мы договорились. У меня там есть микрофон и окошко, через которое видно только в одну сторону. Окошко я устроил для политиков. Они меня иногда навещают. Сам я подглядывать не любитель — предпочитаю нормальный секс.
Собаки — тоже, подумал я, но промолчал.
15
После залитого солнцем патио комната с почти наглухо задернутыми портьерами показалась мне очень темной. Сквозь щель между драпировками проникала узкая полоска света, делившая комнату на две неравные части. В той части, что была справа от меня, стояли туалетный столик и кресло с высокой спинкой, обитое темно-красным атласом. Я увидел себя в зеркале над туалетным столиком. Вид у меня был достаточно всклокоченный. Тяжелая дверь захлопнулась у меня за спиной, и ключ повернулся в замке.
Слева от меня стояло еще несколько кресел и широкая кровать с обтянутой красным шелком спинкой. Вместо столика у изголовья стоял передвижной бар. На кровати, скрючившись, сидела Галли Тарантини, точно сгусток окружающей тьмы и безмолвия, принявший человеческие очертания. Живыми в ней казались лишь отливающие янтарем глаза.
— Какой приятный сюрприз! — пробормотала она. — Я не ожидала, что у меня появится сосед. Да еще нужного пола. — В словах ее прозвучала ирония. Она очень подходила к ее низкому и сильному голосу.
— Вы очень наблюдательны, — заметил я, подходя к окну. Оно было наглухо заперто задвижками снаружи.
— Бесполезно, — сказала Галли, угадав мои мысли. — Даже если вы его разобьете, бежать отсюда нельзя — кругом охрана. Даузер кругом расставил своих головорезов — они для него все равно что оловянные солдатики для ребенка. Он воображает себя Наполеоном и, наверно, страдает тем же физическим недостатком. Впрочем, не знаю, не проверяла. Я бы не позволила ему и прикоснуться ко мне. — Она говорила тихо, но отчетливо, с явным удовольствием прислушиваясь к собственному голосу, словно не замечая его ворчливых интонаций. Я надеялся, что Даузер все это слышит, и гадал, где спрятан микрофон.
Может быть, в баре? Я отвернулся от окна, чтобы взглянуть на него, и свет упал мне на лицо. Галли привскочила на постели, тихо ахнув от удивления. Она меня узнала.
— Арчер! Как вы здесь оказались?
— Это началось еще тридцать семь лет назад, — сказал я. — За несколько месяцев до моего рождения мою мать напугал смуглый человек с кистенем в руках. Это произвело странный эффект на мой младенческий мозг. С тех пор, если кто-то бьет меня по голове, я падаю без сознания и поднимаюсь очень сердитым.
— Вы меня страшно растрогали, — усмехнулась она. — Как вы догадались, что это был кистень?
— Меня не в первый раз бьют этим орудием. — Я сел в ногах кровати и ощупал затылок. Шишка отозвалась резкой болью.
— Мне очень жаль. Я пыталась удержать Джо, но он меня опередил. Он прокрался в носках через черный ход, обежал вокруг дома и подобрался к вам сзади. Ваше счастье, что он вас не застрелил. — Она пододвинулась ко мне на коленях, покачивая бедрами с какой-то неуклюжей грацией. — Дайте я посмотрю, что там у вас.
Я наклонил голову, и ее прохладные нежные пальцы осторожно пробежали по опухоли.
— На вид не так уж страшно. Сотрясения, думаю, нет. Или совсем легкое. — Ее пальцы скользнули вниз по моему затылку.
Я посмотрел снизу вверх на тонкое лицо, склонившееся надо мной. Ее полные алые губы приоткрылись, темные глаза затуманились. Волосы ее были спутаны, под глазами лежали тени от бессонной ночи, на виске темнел синяк. И все же она была самой привлекательной женщиной из всех, кого я видел так близко в последние годы.
— Спасибо, сестричка, — пробормотал я.
— Пожалуйста, — шепнула она. Ее лицо приблизилось к моему, губы прильнули к губам. На мгновение она прижалась грудью к моему плечу, потом отодвинулась на другой конец кровати.
Кровь быстрее побежала у меня по жилам, Галли же осталась холодна и спокойна, точно она делала это для всех своих пациентов.
— А что было после? — спросил я. — Что сделал Джо?
— Вы еще не объяснили, как сюда попали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74