За ним плелся мужчина, держа шляпу в руке, точно нищий. Незавязанные шнурки его туфель волочились по полу.
21
Я постучал в дверь.
— Кто там? — прошептала девушка.
Я постучал снова.
— Это ты, Ронни?
— Да, — тихо сказал я. Она прошлепала по полу босыми ногами, и дверь открылась.
— Как мы его облапо... — начала она, но, увидев меня, испуганно прижала руку ко рту. — Ой, кто это?
Она попыталась захлопнуть дверь у меня перед носом, но я протиснулся мимо нее и захлопнул дверь, навалившись на нее спиной. Девушка попятилась назад. На ней была только юбка, и спустя мгновение она об этом вспомнила. Руки ее метнулись вверх и прикрыли обнаженные груди. Они были маленькие и упругие. Над ними по-цыплячьи выпирали худенькие ключицы. Ее левое предплечье было испещрено многочисленными следами от уколов.
— Хитрый у тебя рэкет, подруга, — сказал я. — И ни на что лучшее ты свое тельце употребить не могла?
Она отступила еще дальше, остановившись у разобранной кровати в углу комнаты. Это была убогая маленькая каморка с выкрашенными зеленой краской потолком и стенами, как в общественных туалетах. Всю обстановку составляли кровать, стул и туалетный столик с покоробленной фанерной облицовкой. На полу валялся грязный, изъеденный молью коврик. Это было прибежище для торопливых кроличьих соитий, уединенная келья, в которой одинокий мужчина мог в полной безопасности допиться до сонливой одури. Девушка, казалось, была слишком хороша для этой комнаты, но я знал, что это лишь иллюзия.
Она подхватила с пола свой свитер и поспешно натянула на себя.
— А вам какое дело, что я творю со своим телом? — Перед глазами у меня мелькнул розоватый сосок и спрятался под свитер. — Убирайтесь отсюда, или я позову портье.
— Тем лучше. Я очень хочу с ним потолковать.
Глаза ее округлились.
— Вы из полиции? — Глаза у нее были определенно какие-то странные.
— Я частный детектив, — отрекомендовался я. — Если вам от этого легче.
— Оставьте меня в покое, и мне станет легче.
Вместо этого я двинулся к ней. Лицо ее заострилось и побледнело. Своеобразной особенностью ее глаз было отсутствие зрачков. Вместо них зияли провалы, за которыми стояла холодная тьма. У нее затряслись руки, дрожь быстро доползла до плеч и захватила все тело. Она присела на край постели, обхватив колени руками, словно хотела удержать ноги на месте. По лицу ее промелькнула тень — темная и неотвратимая, словно призрак смерти. Сейчас она походила на маленькую старушку в золотистом парике.
— Давно не кололась? — спросил я.
— Три дня. Я схожу с ума. — И у нее застучали зубы. — Она с силой закусила нижнюю губу.
— На героине сидишь?
— Угу.
— Мне тебя жаль.
— Мне от этого не легче. Я три ночи не спала.
— С тех пор как уехал Тарантини?
Она выпрямилась, подавив дрожь.
— Вы знаете, где он? Может, достанете мне порошка? Я заплачу...
— Я этим не занимаюсь, детка. Как тебя зовут?
— Рут. Вы знаете, где Джо? Вы на него работаете?
— Я — нет. Что касается Джо, тебе придется обойтись без него.
— Не могу. Умру я. — Это было похоже на правду.
— Давно колешься?
— С прошлой осени. Ронни меня приучил.
— Часто?
— Сначала раз в неделю. Потом два. Последние два месяца — каждый день.
— Доза?
— Не знаю. Они мне сами отсыпают. Мне это стоит пятьдесят долларов в день.
— Поэтому ты и взялась потрошить приезжих?
— Надо же как-то зарабатывать на жизнь. — Она с трудом подняла отяжелевшие веки. — Откуда вы столько обо мне знаете?
— Ничего я не знаю. Кроме одного. Тебе нужно обратиться к врачу.
— Что толку? Упрячут в больницу, а там я уж точно концы отдам.
— Они тебя подлечат.
— Откуда вы знаете? Вы что, кололись?
— Нет.
— Ну и не говорите тогда. Когда уколоться нечем, тебя прямо наизнанку выворачивает. Вчера вечером на пляже была. Волна на берег плеснет, а у меня уши лопаются, точно это гром или землетрясение. Конец света. Легла я на спину, смотрю вверх, а неба не вижу, тьма в глазах и желтые пятна. Потом земля куда-то уходить стала, и я отключилась. Чудное такое чувство, словно сама в себя проваливаешься. Словно я колодец какой-то и сама же в него падаю. — Она коснулась рукой живота. — Странно, что я еще жива. Это похоже на смерть.
Она откинулась на смятую постель и, закинув руки за голову, уставилась в потолок. Кожа у нее на лице натянулась от напряжения, вокруг носа и рта залегли глубокие складки, золотистые волосы на впалых висках потемнели от пота. Сейчас ее небом был грязно-зеленый потолок.
— Боюсь, мне еще раз через все это пройти придется, прежде чем я вправду умру.
— Ты не умрешь, Рут. — Это я сказал вслух. Но чувствовал я себя как прокурор, допрашивающий душу умершей девушки в адском суде первой инстанции. — Что ты делала на пляже вчера вечером?
— Ничего, просто так пришла. Мы всегда ходили на пляж, пока не уехал папа. Тогда у нас и собака была — маленький такой коккер, и он гонялся за птицами, а потом мы обедали прямо там, на пляже, разводили костер, и было так здорово! Папа любил искать для меня раковины — мы собрали целую коллекцию. Она оперлась на локти и сосредоточенно наморщила свой юный чистый лобик. — Где же они теперь, мои ракушечки? Не помню, что с ними стало.
— А что стало с твоим отцом?
— Я почти не вижу его больше. Он уехал, когда мать его бросила. Они держали фотоателье в городе. Поступил радистом на корабль и вечно где-то плавает. Индия, Япония. Но деньги на меня он бабушке посылает регулярно, — добавила она, точно защищая отца от обвинения. — И письма мне пишет.
— Значит, ты с бабкой живешь?
Она снова растянулась на постели.
— Более или менее. Она работает официанткой в придорожном кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74