Тем не менее банковский служащий дал нам дополнительную, весьма ценную информацию об этом человеке, который, похоже, проникся к нему определенным доверием. Собственно говоря, почему бы и нет? Скеперцис имел все основания полагать, что очень хорошо замел за собой следы и отыскать его невозможно. Где-то месяца два назад он попросил собрать сведения, причем в деталях, о ряде банковских учреждений в городах Соединенных Штатов и Мексики. Банковскому служащему — кстати, его имя Брэдшоу — на все потребовалась примерно неделя. Думаю, за свои труды он был хорошо вознагражден, хотя Брэдшоу, конечно, отрицает это. Предъявить ему какие-то обвинения мы не можем. Брэдшоу дал Скеперцису названия и адреса банков, которые того интересовали. Мы сравнили его список со списками банковских вкладов Андропулоса, которые получили с «Ариадны» и от греческой разведки, сотрудничавшей с Интерполом. Скеперциса интересовали банки в пяти городах, которые вполне предсказуемо оказались и в списках счетов Андропулоса. Мы сразу стали наводить справки. Банкиры, прежде всего старшие банковские служащие, конечно, выражали недовольство, когда их будили посредине ночи, отказывались давать нам нужную информацию, но среди восьми тысяч сотрудников ФБР, действующих на территории Соединенных Штатов, есть такие, которые могут нагнать страху даже на самых законопослушных граждан. Кроме того, у нас есть друзья в Мексике. Выяснилось также, что Скеперцис открыл банковские счета в этих пяти городах, и все под своим именем.
— Вы даже меня обскакали, — заметил президент, — для меня это новость. И когда все стало известно?
— Примерно полчаса назад. Прошу прощения, господин президент, но у нас просто не было времени получить подтверждение и сообщить вам. В двух банках — в Мехико и Сан-Диего — по три четверти миллиона долларов переведено на счета Томаса Томпсона и Кирьякоса Кадзаневакиса, причем эти типы настолько уверены в своей безопасности, что даже не позаботились поменять имена. Интересно, что две недели назад банк в Мехико получил на имя Джорджа Скеперциса перевод на сумму два миллиона долларов из одного уважаемого — по крайней мере, он считается уважаемым — банка в Дамаске. Неделю спустя точно такая же сумма была переведена в Грецию, на имя некоего Филиппа Трипаниса. Нам известно название афинского банка, куда поступила данная сумма, и мы обратились в греческую контрразведку, чтобы та выяснила, кто такой Трипанис и от чьего имени он выступает. Готов поспорить, это человек Андропулоса. В комнате наступила тишина, долгая, глубокая, даже несколько тоскливая.
— Этот рассказ, — нарушив ее, сказал президент, — наводит на размышления. Как вы считаете, сэр Джон?
— Да, наводит. Ричард прав, это сокрушительные известия. Иначе не скажешь.
— Ну хорошо. Какие-нибудь вопросы у вас есть?
— Нет.
Президент недоумевающе посмотрел на него.
— Что? Ни одного вопроса?
— Ни одного, господин президент.
— Разве вы не хотите знать, кто скрывается под именами Томпсона и Кадзаневакиса?
— Нет, не хочу. Если уж мы должны на них ссылаться, то можем называть их просто генералом и адмиралом. — Сэр Джон посмотрел на Холлисона. — Я угадал, Ричард?
— Боюсь, что да. Ваш адмирал Хокинс, сэр Джон, весьма проницателен.
— Пожалуй, я с этим соглашусь, но будьте справедливы к себе. Хокинс имел доступ к информации, которой у вас не было буквально до последней минуты. У меня тоже есть преимущества, которых нет у вас. Вы находитесь в самой середине леса, я же — на опушке и смотрю на вас со стороны. Кстати, господа, хочу обратить ваше внимание на два следующих обстоятельства. Как представитель правительства ее королевского величества, я обязан сообщать в Министерство иностранных дел и в Кабинет министров обо всех мало-мальски значимых событиях. Но если у меня отсутствует определенная информация, например нет конкретных имен, то я не смогу сделать точного сообщения, так ведь? Послам предоставлены широкие полномочия, право на свободу действий, в том числе право свободно решать, как поступить. В данном конкретном случае я решил воспользоваться своим правом не делать сообщения. И второе. Почему-то все уверены, судя по вашим мрачным лицам, что это дело, это предательство в высших эшелонах власти, если хотите, станет известно широкой публике. У меня один только вопрос: почему вы так думаете?
— Почему, почему. — Президент покачал головой, как будто пораженный наивностью вопроса. — Черт побери, сэр Джон, такие сведения обязательно всплывают в обществе. Это просто неизбежно. И как мы все объясним? Если мы допустили ошибку, если все произошло по нашей вине, то мы должны со всей откровенностью признаться в этом. Должны набраться мужества и открыто рассказать о том, что произошло.
— Мы давние друзья, господин президент. Друзьям позволено открыто высказываться?
— Конечно, конечно.
— Надо отдать должное вашему мужеству, господин президент, но едва ли оно уместно сейчас, когда уместнее международная дипломатия. Речь должна идти не о хитрости или каких-то уловках, а о том, что практично и имеет политическое значение. Вы говорите о том, что сведения о происшедшем обязательно всплывут в обществе. Конечно, всплывут, но только если президент Соединенных Штатов решит, что так и должно быть. Вы задаете вопрос: «Как мы будем объяснять то, что произошло?» Да очень просто — никак. Вы привели одну более или менее вескую причину, почему это дело должно стать достоянием общественности. С таким же успехом я могу привести вам дюжину не менее веских причин, почему так делать не стоит.
Сэр Джон замолчал, как бы подыскивая необходимые факты, хотя на самом деле ждал возражений собеседников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66