На Абер жалко смотреть.– Мадемуазель Юго, – вызывает Рубо, начиная с конца алфавитного списка.На его зов спешит толстушка в белой шляпе, украшенной ромашками, – эта девчонка из Вильнёва.– Мадемуазель Мариблом, – провозглашает папаша Салле – ему кажется, что он читает с середины списка, и при этом он перевирает фамилию Мари Белом. Та, побагровев от смущения, идёт и садится на стул напротив папаши Салле. Он, поглядев на Мари, спрашивает, знает ли она, что такое «Илиада».Люс за моей спиной вздыхает:– Она, по крайней мере, начала отвечать. Начать – самое главное.Незанятые девчонки (и я в том числе) тихо расходятся, разбредаются послушать, как отвечают другие. Я иду к Абер – всё развлечение. Когда я подхожу, Лакруа как раз спрашивает:– Так вы не знаете, на ком женился Филипп Красивый?Абер таращит глаза, её красное лицо блестит от пота. Её толстые, как сосиски, пальцы торчат из митенки.– Он женился… не женился… Сударь, сударь, – вдруг кричит Абер, – я всё, всё забыла.Она дрожит и по её щекам катятся крупные слёзы. Лакруа глядит на неё, как удав на кролика.– Всё забыли? В таком случае ничего не могу вам поставить, кроме огромного нуля.– Да, да, – запинаясь бормочет она, – но мне всё равно, я лучше поеду домой, мне всё равно…Всхлипывающую Абер уводят, и через окно я слышу, как она говорит своей огорошенной учительнице:– Честное слово, лучше я буду пасти папиных коров, а сюда больше ни ногой. Я уеду двухчасовым поездом.В классе её подружки с важным неодобрительным видом обсуждают этот «прискорбный случай»:– Дорогая, ну и дура же она! Я бы, дорогая, только обрадовалась, выпади мне такой лёгкий вопрос!– Мадемуазель Клодина!Меня зовёт старик Леруж. Чёрт, математика… Хорошо ещё, вид у него не злой. Я сразу смекнула, что он не станет меня заваливать.– Ну что, дитя моё, скажете мне что-нибудь о прямоугольных треугольниках?– Да, сударь, хотя сами они мне мало о чём говорят.– Ну-ну-ну! Не так уж они нехороши, как вы полагаете. Нарисуйте мне прямоугольный треугольник на доске, задайте размеры, а потом будьте любезны рассказать о квадрате гипотенузы.Надо очень постараться, чтобы засыпаться у такого экзаменатора! Кроткая, как ягнёнок, я рассказываю всё, что знаю. Впрочем, много времени это не занимает.– Ну вот, очень хорошо! Скажите-ка ещё, как определить, делится ли число на девять или нет, и я вас отпущу.Я тараторю:– Сумма цифр… необходимое условие… достаточное условие…– Идите, дитя моё, довольно.Облегчённо вздохнув, я встаю. Сзади слышится голос Люс:– Тебе повезло. Я рада за тебя.Она сказала это от чистого сердца, и в первый раз я по-дружески глажу её шею. Как! Опять меня! Отдышаться не дают!– Мадемуазель Клодина!Это дикобраз Лакруа – ну теперь придётся попотеть! Я усаживаюсь, он глядит на меня поверх пенсне и вопрошает:– А что это была за война Алой и Белой Розы?Надо же, срезал с первого раза! Я и двух фраз сказать не могу об этой войне. Называю вождей обеих сторон и замолкаю.– А дальше? Дальше? Дальше?Он действует мне на нервы, и я вскипаю:– А дальше они воевали друг с другом долго-долго, до посинения, но всё это вылетело у меня из головы.У него глаза лезут на лоб. Сейчас наверняка даст мне по башке!– Так-то вы учите историю?– Я патриотка, сударь, меня интересует только история Франции.Неожиданная удача: он смеётся!– По мне, лучше нахалки, чем тупицы. Расскажите о Людовике Пятнадцатом. Итак, одна тысяча семьсот сорок второй год…– Это время, когда госпожа де Ля Турнель оказывала на него дурное влияние…– Чёрт возьми! Вас об этом не спрашивают!– Простите, сударь, я ведь не сама это выдумала… Это чистая правда… Лучшие историки…– Что? Лучшие историки?– Да, сударь, я прочла во всех подробностях у Мишле…– Мишле! Да вы с ума сошли! Мишле, да будет вам известно, написал исторический роман в двадцати томах и возымел наглость назвать сей труд «Историей Франции»! Не говорите мне о Мишле!Закусив удила, он стучит по столу. Я не уступаю. Девчонки вокруг стола замерли и не верят своим ушам. Мадемуазель Сержан, запыхавшись, подбегает, готовая вмешаться. После моих слов: «Мишле всё же не такой скучный, как Дюрюй», – она бросается к столу и с тревогой заявляет:– Сударь, я прошу простить… девочка не в себе… сейчас она выйдет…Он перебивает мадемуазель Сержан, вытирает лоб и пыхтит:– Ах, оставьте, мадемуазель. Тут нет ничего плохого. Я придерживаюсь своих убеждений и люблю, когда другие придерживаются своих. У этой девушки ложные идеи и она читает не то, что нужно, однако она – личность, и это когда кругом столько дур! Ну а вы, читательница Мишле, потрудитесь ответить, каким образом вы поедете на корабле из Амьена в Марсель, – если не ответите, я влеплю вам два балла, и скатертью дорожка!– Из Амьена я отправлюсь по Сомме, поднимусь туда-то… и по тем-то каналам… попаду в Марсель, время путешествия – от шести месяцев до двух лет.– О времени я вас не спрашиваю. Теперь опишите рельеф России, да поживее.Гм, не скажу, что я блестящий знаток рельефа России, но я более или менее справляюсь с вопросом, если не считать некоторых упущений, вызвавших, кажется, досаду у экзаменатора.– А Балканы вы решили опустить? Этот тип говорит как стреляет.– Совсем нет, сударь, я их припасла на закуску.– Ладно, идите.Все с возмущением расступаются передо мной. Хороши!Пока опять не вызвали, можно отдохнуть. Я с ужасом слышу, как Мари Белом рассказывает Рубо, что «для приготовления серной кислоты воду выливают на известь, та закипает, и газ собирают в колбу». На лице у неё беспросветная тупость. Её длинные и узкие руки опираются о стол, птичьи, без тени мысли, блестящие глаза бегают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70