– Но как ты смогла, усидеть на месте? – недоумевала Луиза. – Боишься расплескать сосуд со своей драгоценной энергией?
– Не в том дело, – задумчиво сказала Стефани. – Я начинаю новый роман. Когда я пишу, мне необходимо забыть о том, что у меня есть тело.
И следующую ночь они посвятили посещению заведений подобного рода. В одном из них лев вылизывал обнаженную женщину с ног до головы, уделяя особое внимание ее интимным местам, в другом – змея, обернувшись вокруг талии молодой красивой мулатки, полулежавшей на ярко освещенном диване с широко расставленными ногами, несколько раз проникала в ее вагину своей головкой с беспрестанно шевелящимся раздвоенным язычком.
– Завтра меняем маршрут, – сказала Стефани, когда они уже на рассвете подъезжали к дому. – Этот город нравится мне тем, что здесь все делают с полной отдачей и всерьез. Не люблю полутонов. Обожаю ослепительно яркие краски.
В ресторане Сичилиано царила уютная домашняя атмосфера. Сюда приходили обедать семьями, влюбленные приглашали своих подруг, счастливые отцы в кругу друзей и родственников отмечали рождение ребенка. Сичилиано знал по именам своих завсегдатаев и для каждого находил веселую шутку либо теплое слово. Завидев Стефани, он сообщил, радостно улыбаясь:
– Сегодня к Chianty Classico Томмазино piccolo а-ля мексикана. Canellonni Пьетро делал под увертюры к операм Россини. Как обычно, Abbacchio е carciofi alla romana?
Юноша слегка смущался, но у него был замечательный голос – настоящий мягкий баритон. К тому же он был красив, как языческий бог. У его гитары, казалось, было два десятка струн, а у него самого столько же пальцев. Стефани пришла в восторг после первой же песни. Ее глаза заблестели, щеки покрылись румянцем.
– Где ты откопал это сокровище? – спросила она, когда Сичилиано подошел к их столику.
– О, это большой секрет. – Итальянец хитро ухмыльнулся. – Он напоминает мне нитку чудесного розового жемчуга, которую случайно обронили в пыль. Но Сичилиано не такой дурак, чтобы не разглядеть, что жемчуг не поддельный, а самый настоящий. О, Сичилиано – продувная итальянская бестия.
Он отошел, довольно мурлыкая себе под нос каватину Фигаро из «Севильского цирюльника».
К концу вечера Стефани удалилась на кухню кое о чем поговорить с Сичилиано.
…Томми приехал к ним на следующий день вскоре после полудня. К седлу его мопеда была привязана коробка со свежей пиццей и бутылкой отличной «марсалы». Женщины пили на веранде кофе. Стефани пригласила юношу к столу, и он не стал отказываться. Между ним и Фа завязалась оживленная беседа. Наметанный глаз Луизы безошибочно определил, что в жилах парня течет и черная кровь. Как ни странно, впервые в жизни ее не шокировало то обстоятельство, что она сидит за одним столом с цветным.
Томми провел у них в доме больше часа. Фа пошла его провожать. Когда молодые люди вышли, Стефани задумчиво сказала:
– Подчас Жизнь заимствует из моих романов самые невероятные сюжеты. Мне это чрезвычайно льстит. Однако посмотрим, как будут развиваться события.
Она встала и удалилась в павильон в саду, где она работала.
В тот вечер Фа повезла Луизу в ресторан Сичилиано.
Томми пел «Маргариту», когда они вошли в зал. Он не сводил взгляда с одного из столиков, за которым сидела молоденькая девушка в экзотическом наряде и тюрбане на голове и пожилые мужчина и женщина. Закончив петь, он встал перед девушкой на одно колено и, взяв ее руку в свои, нежно поцеловал.
Луиза поняла, что знает эту девушку. Через секунду она вспомнила и ее имя.
Перед ней была Элизабет Грамито-Риччи собственной персоной. Дочь женщины, разрушившей, как считала Луиза Маклерой, брак ее дочери Синтии с Бернардом Конуэем, и родная племянница этой стервы Сьюзен Тэлбот.
Она задохнулась от злости, но взяла себя в руки. «Никто не должен ничего знать, – говорила она себе. – Ни даже подозревать. Луиза Маклерой, только не упусти свой шанс».
Увидев Фа, Томми направился к их столику.
– Пошли, я познакомлю тебя с моей сестрой, – сказал он, поздоровавшись с женщинами. – Представляешь, у меня есть не только дедушка с бабушкой, но еще и сестра. Я такой счастливый!..
Когда Фа вернулась, Луиза заметила как бы небрежно:
– Ты в него влюбилась, и он в тебя, кажется, тоже. Эта девушка вам будет мешать. Сестры всегда ревнуют братьев.
Фа опустила глаза. Она была странной девушкой. В чем именно заключалась эта странность, Луиза пока не могла определить. Но порой ей хотелось, чтобы Фа прижалась к ней, поцеловала в губы и даже…
Луиза себя одергивала. Она относилась с брезгливостью к однополой любви.
ВЗРОСЛАЯ ДЕВОЧКА
Лиззи рассказала брату историю своего недолгого счастья. Они плакали, обнявшись. Это были слезы облегчения.
– Я тоже верю в бессмертие души. Мистер Хоффман говорит, что, если бы душа была смертной, люди все еще жили бы в пещерах. Душа – это факел, который мы, умирая, передаем другому. Так говорит мистер Хоффман.
– Если это так, я бы хотела знать, к кому перешла душа Джимми, – сказала Лиззи. – Спроси у мистера Хоффмана, как это можно сделать.
– Ладно, – пообещал Томми и наморщил свой гладкий лоб, что-то соображая. – В селении, где живет дядя Джо, есть одна колдунья. Говорят, она умеет вызывать души умерших. Мы можем обратиться к ней и вызвать душу твоего…
– Нет! – воскликнула Лиззи. – Я не стану беспокоить его душу. Это… это жестоко и эгоистично. Мир умерших не должен соприкасаться с миром живых. Это противоестественно.
– Ты должна родить белого ребенка. Быть цветным в этом мире тяжело. Ты говоришь, Джимми выглядел как белый?
– Я рожу чернокожего, – тихо, но уверенно заявила Лиззи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121