Третья женщина, самая старшая из них, с неприятным обрюзгшим лицом, сидевшая у изножья кровати, была видна хуже, ее волосы были острижены совсем коротко, почти по-мужски.
Патрику стоило больших усилий увидеть ее волосы без проседи – не такими, какими они впоследствии врезались ему в память.
А вот кресла он видел очень четко: одно – в светло-зеленом полотняном плотно пригнанном чехле, другое – тоже в чехле, в свободном ситцевом, в пышных, чуть поникших розах.
Видел он и камин, рядом с ним – совок для угля и медные щипцы с кочергой.
Порой ему виделось в камине пламя, но чаще его устье зияло черной пустотой; значит уже стояло лето, и за окном в просвете между ситцевыми занавесками виделся неизменный сад с клумбами, на которых летом обычно красовались розы в густой цветочной кайме.
Иногда все три женщины перебрасывались односложными, ничего не значащими фразами, однако Патрик чувствовал, что главный разговор – впереди; в каждом слове, в каждом жесте собравшихся (особенно той, коротко стриженной женщины, что сидела на кровати) было какое-то странное напряжение…
Неожиданно со второго этажа послышался звонкий детский голос:
– Папа!
Он поднял голову.
– Что, Молли?
Голос у девочки был очень живой и требовательный.
Вопреки обыкновению Молли сегодня сидела дома, вследствие какого-то непредсказуемого перерыва в ее школьных занятиях.
В тот день Молли взбрело в голову что-то шить; швейная машинка стояла в ее спальне.
Судя по всему, Молли вновь раскромсала старую, отжившую свое наволочку, и теперь сооружала из нее какие-то тряпичные полоски и диковинные банты, которыми порой украшала себе прическу – девочка входила в тот возраст, когда начинают живо интересоваться своей внешностью.
Патрик, кротко улыбнувшись, спросил:
– Что ты хотела, Молли?
– Машина не строчит, – крикнула дочь, – наверное, ее надо смазать, папа… Она все время стучит… Где у нас машинное масло?
– Кончилось.
– И больше нет? Патрик вздохнул.
– Что поделаешь… Хотя… не переживай, я посмотрю, может быть, еще немного осталось… Придет дядя Стив, и я спрошу у него…
Он нехотя поднялся со своего места и пошел наверх по скрипящим ступенькам лестницы.
Молли подсела к швейной машине, решительно дернула колесо и заявила:
– Не шьет…
Патрик, подойдя к дочери, сказал:
– Ладно, оставь ее в покое… Когда освобожусь, посмотрю, что можно придумать…
Она, подняв на отца взгляд, спросила:
– А что мне делать?
– Иди на улицу, погуляй, а мне тут надо переговорить… Кстати, где Уолтер?
– Наверное, гуляет где-нибудь, – ответила Молли, – я посмотрю…
– И не старайся приходить слишком рано, – крикнул ей вслед Патрик, когда дочь спускалась по лестнице. – У нас очень важный разговор.
Дверь за Молли закрылась. Старшая женщина, стриженная по-мужски, резко обернулась к Патрику и, скривившись, поинтересовалась:
– Чем это она у тебя занимается?
Голос у нее был настолько резкий, хриплый и неприятный, что Патрик невольно поморщился – несмотря на то, что ему приходилось разговаривать с ней едва ли не каждую неделю, он никак не мог привыкнуть к этим хриплым придыханиям.
– Шьет, – ответил он.
– А почему она шьет из старой наволочки? – продолжала допрос она.
– На то она и старая… Надо же ребенку чем-нибудь заниматься.
Собеседница О'Хары поджала губы.
– Я всегда говорила, что ты крайне небережлив, Патрик. Крайне.
– Но почему?
– Эта наволочка, которую ты дал на Молли растерзание, могла бы прослужить еще как минимум несколько лет… Я с самого начала, еще с первых дней замужества нашей несчастной Джулии заметила, что ты очень неэкономен. Это не делает тебе чести, Патрик…
Патрик неприязненно отвернулся от нее и ничего не ответил.
Три женщины, навестившие в этот день Патрика О'Хару, были родные сестры его покойной жены – Джейн (темноволосая), Александра и Антония (коротко стриженная, сидевшая на кровати).
Разговор, судя по всему, предстоял тяжелый – Патрик вот уже полтора месяца нигде не работал (он, электромеханик по профессии, раньше работал в одной частной фирме), и теперь сестры покойной жены, судя по всему, решили поставить вопрос о детях.
Когда Молли вышла, тщательно закрыв за собой дверь, Антония, желчная старая дева с постоянно недовольным выражением лица, никому и никогда не дававшая спуску, наконец подняла на Патрика взгляд своих водянистых глаз.
– Ну, что скажешь?
Тот молчал.
– Что ты дальше собираешься делать?
Патрик, положив ногу на ногу, посмотрел на Антонию со скрытой неприязнью и ответил:
– Не знаю…
– Ты искал работу?
– Разумеется, – коротко ответил он.
Этот разговор с Антонией, как и многие предыдущие) все больше и больше напоминал ему допрос в полицейском участке.
Та, подавшись всем корпусом вперед, спросила:
– Ну, и?
Патрик сразу же понял, что лидерство в этом нелегком разговоре все равно будет принадлежать Антонии, две другие сестры, младшие, по всей видимости, были призваны старшей только для «моральной поддержки», для создания иллюзии численного перевеса.
Антония положила тонкую длинную сигарету, вдетую в мундштук, в старинную пепельницу.
– И каковы результаты?
Глядя в одну точку перед собой, Патрик ответил:
– Пока ничего не нашел…
– Бедная, бедная Джулия, – запричитала Антония, – бедная моя сестра… Это ведь ты вогнал ее в могилу… О, если бы она могла все это видеть!
Такое начало разговора не предвещало для Патрика ничего хорошего.
Впрочем, он не удивился выходке старшей сестры своей покойной жены – он давно знал, что в семье жены – даже в те времена, когда та была еще жива – его не очень-то жаловали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101