Сказав это, Елена вышла из машины. Доктор последовал ее примеру и, поднявшись по ступенькам лестницы, отпер дверь. В доме было зябко и потягивало сыростью. Айзенменгер предложил Елене бренди и наполнил два стакана янтарным ароматным напитком.
Они сидели друг напротив друга в маленькой гостиной, и Айзенменгер старался вникнуть в суть дела.
– Значит, от появления опухоли до момента смерти прошло не более десяти дней, – размышлял он вслух. – Что ж, такое бывает. Несомненно, существуют так называемые гематопоэтические опухоли, которые растут очень быстро. По большому счету, все это может быть проявлениями острой костномозговой лейкемии или, смею предположить, лимфомы Буркитта. Но все равно случай в высшей степени странный.
– Почему?
– Потому что, и это приходится констатировать, болезнь Миллисент развивалась не просто быстро и даже не очень быстро, а стремительно. Настолько, что девушка не успела ни с кем поговорить об этом: ни с врачами, ни с коллегами, ни с друзьями. Никакой рак так себя не ведет.
Елена свернулась калачиком на стареньком диване – ей явно было зябко.
– Я тоже так думаю, – после короткой паузы произнесла она. – Есть во всей этой истории нечто мистическое: Миллисент, по словам ее отца, больше всего на свете боялась умереть от рака, и нате вам, скоропостижно скончалась именно от него. Кстати, из-за страха перед раком она и выбрала себе работу в этой области.
– Вот как? – Доктор удивленно поднял брови.
Елена кивнула:
– В медицинской школе. Будучи специалистом по клеточной биологии, она работала с профессором Робином Тернером в отделе раковой генетики.
Дело принимало новый, неожиданный оборот. Но почему эта информация так взволновала Айзенменгера? Он и сам не мог понять, с чем было связано охватившее его чувство беспокойства. От волнения у него даже зачесались почти полностью затянувшиеся рубцы на ладонях. Неожиданно Елена с силой сжала свой стакан с бренди и едва не закричала:
– Какого черта у тебя в доме так холодно? Ты не можешь включить отопление?
Айзенменгер изобразил на лице удивление и пробормотал:
– Разве холодно? Я не замечал.
Взяв с каминной полки спички, он молча наклонился к газовому обогревателю. Ему не хотелось объяснять Елене, что в тепле шрамы на его руках – следы недавних ожогов – начинали напоминать о себе.
Когда помещение стало понемногу наполняться теплом, Айзенменгер поднялся с кресла и заходил по комнате.
– Вот почему в деле всплыл «Пел-Эбштейн». До медицинской школы Миллисент работала там, – подытожила Елена.
Расположившись как можно дальше от обогревателя, Айзенменгер спросил:
– Как долго Миллисент проработала в «Пел-Эбштейн» и когда это было?
Елена извлекла из элегантного серого портфеля тонкую папку. Заглянув в нее, она сказала:
– Миллисент Суит проработала там год и восемь месяцев, уволилась полтора года назад.
– И что, по мнению отца, убило ее?
В комнате стало теплее, и Елена немного расслабилась.
– Точно он не может сказать. Сейчас он совершенно уничтожен, абсолютно растерян и страшно обозлен. Он даже не в состоянии связно объяснить причины своей убежденности в том, что смерть дочери связана с ее работой в «ПЭФ», но он на сто процентов уверен, что эта связь существует.
Для Айзенменгера слова Елены прозвучали как нечто само собой разумеющееся. Обычная реакция на смерть близкого человека. Врачи привыкают к смерти, родственники же, будучи не в силах объяснить ее причину или подавленные горечью утраты, нередко преисполняются гневом, который может выплеснуться на кого угодно. Чаще всего жертвами этого гнева оказываются врачи, хотя зачастую достается любому, кто, по мнению родственников, имеет хоть малейшее отношение к случившемуся.
Но как бы то ни было, а в смерти Миллисент Суит было много загадочного и необъяснимого.
– Можешь представить, как подействовало на несчастного отца известие о том, что тело его дочери по ошибке кремировали? – добавила Елена. Этот факт тоже показался Айзенменгеру более чем странным.
Как это могло подействовать на убитого горем и терзаемого подозрениями отца? Его подозрения только усилились, в итоге превратившись в убеждение, что его дочь убили.
– А все-таки, как случилось, что тело Миллисент кремировали?
– В больнице проводится внутреннее расследование, но, насколько я могу судить, дело обстояло так: на двух телах перепутали ярлыки, и гробовщики забрали ту, кого считали погибшей в автокатастрофе Кларой Фокс. Кремация состоялась утром в среду, и только днем, когда мистер Суит пришел за телом Миллисент, ошибка обнаружилась.
Теоретически такое могло произойти, но практически… Во избежание подобных недоразумений тела в моргах снабжаются по крайней мере двумя ярлыками – один привязывают к пальцу на ноге, второй к запястью (хотя зачастую прозекторы себя этим не утруждают), но даже при наличии обоих гробовщики предпочитают не тратить время на соблюдение всех формальностей. Поэтому такая ошибка представлялась Айзенменгеру вполне возможной – в его практике подобное случалось не раз. Однако в деле Миллисент Суит, в котором и без того было много неясностей, эта ошибка заставляла задуматься.
– Полагаю, у тебя есть копия протокола вскрытия, – сказал он, грустно улыбнувшись.
Елена ответила такой же невеселой улыбкой и, достав из портфеля несколько листов стандартного формата, протянула их доктору.
Взяв протокол, он пробурчал себе под нос:
– Ага, что-то знакомое…
По правде говоря, Айзенменгер уже начал забывать, как выглядят подобные документы. Казалось, прошло намного больше двенадцати месяцев с момента его первой встречи с Еленой, когда она вот так же, как теперь, передала ему заключение о вскрытии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138