Ее нежелание говорить было понятным. Патолог, как и любой другой практикующий врач, периодически сталкивается с жалобами в свой адрес, равно как и с необходимостью проверять жалобы на своих коллег. У каждого, кто варится в этом котле, инстинкт самосохранения рано или поздно неизбежно начинает превалировать над профессионализмом, подумал Айзенменгер.
– Не совсем так, – сказал Айзенменгер.
Он заказал себе пинту горького (по крайней мере, никому не пришло в голову назвать его лучшим пивом), Белинда же остановила свой выбор на апельсиновом соке. Паб постепенно наполнялся людьми и, соответственно, шумом, теплом и дымом.
– Речь идет об одном конкретном случае. Не о жалобе, а о запросе.
Девушка вздохнула с облегчением:
– О каком?
– Аутопсия. Случай Миллисент Суит. Насколько я знаю, по нему проводилось внутреннее расследование.
На лице Белинды вновь появилась настороженность.
– О-о, – только лишь произнесла она.
– Ты, конечно, знаешь, о чем речь.
Она кивнула.
После встречи с Хартманом Айзенменгер первым делом запросил слайды и образцы тканей Суит. Получив все это, он тщательно сверил номер каждого слайда и образца с номерами, указанными в заключении о вскрытии, и только после этого принялся рассматривать слайды под микроскопом.
На всех снимках имелись четко выраженные морфологические признаки лимфомы Буркитта. Не зная, радоваться ли тому, что увиденное не противоречит официальному заключению, или, наоборот, огорчаться, Айзенменгер откинулся на спинку кресла и уставился в потолок. Он окончательно запутался. Каким образом лимфома Буркитта могла распространиться так быстро, что успела захватить даже кожный покров? Подобных случаев практически не описано в медицинской литературе.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем он вернулся к слайдам. На этот раз он сделал описание каждого снимка по отдельности и наконец понял, что именно было не так. Разгадка крылась не в каком-то конкретном слайде, а в совокупности мелких несоответствий.
Хартман, исследовав образцы кожи, указал в заключении, что все они поражены опухолью, но ни на одном из слайдов не было видно следов дермиса или эпидермиса – основных составляющих кожной структуры. То же самое наблюдалось и в остальных образцах, взятых из сердца, легких и мозга: на всех слайдах и стеклышках с фрагментами тканей имелись следы опухоли. Вот только сказать наверняка, образцы каких именно органов это были, не представлялось возможным. Конечно, продолжал рассуждать Айзенменгер, с уверенностью утверждать, что образцы фальсифицированы, нельзя – большая их часть состояла из опухоли едва ли не целиком.
Более подробных исследований не проводилось – ничего, что могло бы подтвердить заключение Хартмана о том, что это лимфома Буркитта.
Айзенменгер не привык делать поспешные выводы. Если бы речь шла не об аутопсии, а о биопсии и пациент был бы еще жив, то отсутствие анализов, подтверждающих предварительный диагноз, любой врач счел бы преступной халатностью, поскольку терапия лимфомы Буркитта намного сложнее и способна вызывать куда более серьезные побочные эффекты, чем лечение других видов опухолей. Однако в данном случае речь шла не о живом пациенте, и если патологоанатом не стал утруждать себя дополнительными исследованиями, то это хотя и неправильно, но, во всяком случае, объяснимо.
Айзенменгер опять оторвался от просмотра слайдов, вздохнул и снова долго смотрел в потолок. Проведя в таком положении несколько минут, он вновь принялся за работу. И на этот раз обнаружил нечто несомненно и абсолютно недостоверное: на слайде, на котором значилось «легкие», он заметил тонкую ленточку мышечной ткани, едва уловимую глазом и почти полностью скрытую опухолевыми клетками.
Стало быть, на слайде были запечатлены вовсе не легкие – легкие не имеют мускулов, а вот тонкие кишки имеют, и эти мышцы являются средой, в которой часто развивается лимфома Буркитта.
Неожиданно Айзенменгер почувствовал прилив сил. Случай, с которым он столкнулся, становился интригующим, и в то же время доктор не мог не сожалеть о таком повороте дела. Айзенменгер снова просмотрел слайды и теперь, когда он точно знал, чего ищет, нашел среди них еще три, на которых почти наверняка был изображен тонкий кишечник, хотя они были обозначены как снимки совсем других видов тканей.
Не переставая удивляться, он вернулся к образцам и принялся внимательно рассматривать каждый. Все они имели идентификационные номера, совпадавшие с означенными в заключении о вскрытии. На одном из них Айзенменгер заметил следы подчистки. Это был срез лимфатического узла.
Сомнений больше не оставалось: дело было сфабриковано.
Оставалось только установить, с какой целью это было сделано. И именно поэтому Айзенменгер сидел сейчас с Белиндой и пытался вытянуть из нее как можно больше сведений о Марке Хартмане. Зная то, что он уже знал, он мог быть заинтригован ее молчанием.
– Так что ты думаешь о Хартмане?
– Он… Ну, нормальный…
– Нормальный кто? Патологоанатом, человек или и то и другое?
– Человек он неплохой. Пожалуй, самый неплохой из всех наших консультантов.
– Но как специалист он мира не перевернет. Так?
Белинда пожала плечами. Слова обладали слишком большой силой и могли привести к непоправимым последствиям.
Задумавшись, Айзенменгер принялся машинально вертеть в руках картонный кружок из-под пивной кружки.
– Он ведь не специалист по лимфомам?
– До последнего времени он специализировался по грудной клетке, но не так давно занялся лимфоретикулярными проблемами.
– И как по-твоему, он хороший патологоанатом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138