Он мешает ей думать. Он напоминает ей, как сильно она любила его когда-то и как глубоко она разочаровалась в нем через несколько лет.
Фелисия впервые восхитилась святым Себастьяном перед конфирмацией. Ее все поражало: и как его тело пронзили стрелами и оставили умирать, а он выжил, и как он был забит потом до смерти солдатами римского императора, а затем похоронен в катакомбах. Двойная смерть Себастьяна необычайно привлекала Фелисию. Она разглядывала его изображение, его руки, связанные над головой, его глаза, поднятые к небу, стрелы, пронзающие грудь и бока, и ее переполняла жалость. Но монахини не позволили Фелисии принять имя Себастьяна в качестве конфирмационного.
– Почему ты не хочешь взять имя Мария, как твоя сестра? – спрашивали монахини. Лица у них были как розовые пухлые прямоугольники, обрезанные у самых бровей, с расширенными порами от слишком тесных чепцов. – Тогда милосердная Пресвятая Дева всегда будет тебя хранить.
В конце концов Фелисия отказалась от конфирмации, и Хорхе дель Пино связывал последующие несчастья дочери именно с этим отказом.
Фелисия думает об отце, о его смерти и воскрешении, хотя ей трудно на этом сосредоточиться. Судный день скоро наступит, а она не готова, совсем не готова. Поэтому она снова и снова крутит пластинки Бени Морэ и учит сына танцевать, обучает его всем танцам, какие сама знает. Ему всего пять лет, но он умеет танцевать мамбу и ча-ча-ча, дансон и гуарачу с легкостью жиголо. «Танцуй, Иванито, танцуй!» – кричит Фелисия, радуясь, смеясь и аплодируя его легким движениям. Все обретает смысл, когда они танцуют. Фелисия чувствует себя так, будто она снова влюблена, будто она в центре вселенной и посвящена в ее тайны и внутренние процессы бытия. У нее нет сомнений.
Но когда музыка замолкает, она видит руки своего мужа, слишком длинные даже для его высокой фигуры, пальцы тоже длинные, приплюснутые, с квадратными ногтями и большими суставами. На большом пальце правой руки ногтя нет, кожа на этом месте побелела и сморщилась. Он высокий и долговязый, ростом больше шести футов, у него угловатое лицо индейского вождя и красивый нос с небольшой горбинкой.
В тот день, когда она встретила его, он сидел один на задней террасе ресторана «El Ternero Dorado» и смотрел на нее. Она подошла к нему, нервно вытирая руки о полотняный передник.
– Сегодня у нас морской окунь, – запинаясь произнесла она. – Жареный, очень вкусный.
– Ты уже ела? – спросил он, положив тяжелую руку на ее запястье.
Больше ему ничего не нужно было ни говорить, ни делать. Фелисия сняла фартук, как будто ей приказал сам святой Себастьян, и последовала за Уго Вильяверде к выходу из ресторана.
Ее будущий муж шел медленной подпрыгивающей походкой, как жирафы, которых Фелисия видела в зоопарке. Он был так похож на жирафа, что Фелисии казалось, будто он вот-вот вытянет шею и начнет ощипывать лавровые деревья, росшие вдоль Пасео-дель-Прадо. Она представила, как его толстые губы двигаются, словно теплая мягкая резина.
Уго купил Фелисии бумажный кулек оладий и коробку шоколадных конфет, перевязанную алой ленточкой. Он рассказывал о своем детстве в Ольгине, где его отец, потомок чернокожих рабов, работал на никелевых рудниках. В шестнадцать лет Уго нанялся на торговое судно, и первым его плаванием был рейс в Дакар. Рынки там были заполнены громадными фруктами, выращенными в земле, полной удивительных полезных ископаемых.
– Не то что эти, – говорил он, указывая на сморщенные дыни, лежащие на лотке продавца фруктов.
Фелисия рассказала ему, что закончила среднюю школу. Прочитав в газетном объявлении, что требуются девушки для сопровождения иностранных гостей, она отправилась по адресу. Офис находился на втором этаже здания, между нотариальной конторой и венерологической клиникой доктора Сатарена. Чопорная дама с начесом и гортанным французским акцентом попросила Фелисию снять туфли и гольфы, а затем сделала пометки в большой тетради, обтянутой телячьей кожей.
– Если девушка не заботится о своих ногах, нет смысла работать с ней дальше, – заявила мадам Тибо.
Она попросила Фелисию расстегнуть блузку. Когда Фелисия сняла одежду, соски у нее напряглись. Она знала, что ее грудью восхищаются все парни в Санта-Тереса-дель-Мар. Под конец мадам Тибо настояла, чтобы Фелисия сняла юбку и трусики.
– Пройдись, – приказала француженка.
Фелисия чувствовала, как ее полный рыхлый зад соблазнительно вздрагивает при каждом шаге.
– Для Европы ягодицы великоваты, – заметила мадам Тибо. – Но здесь сойдет.
Фелисия работала всего один раз на Международное агентство сопровождения «Бон-Тан». Ее приставили к тучному веснушчатому фермеру из Оклахомы, в вульгарных ботинках из змеиной кожи. За небольшую плату мадам Тибо выдала Фелисии туфли на высоком каблуке и платье с серебряными блестками, гладкое, как рыбья кожа. Мерл Грейди повел Фелисию в казино и жадно щипал ее за бедра всякий раз, когда выигрывал. Он называл ее своей удачей и дышал ей в ухо перегаром. Когда она отказалась пойти с ним в номер, Грейди набросился на нее и потребовал вернуть деньги. Фелисия смотрела, как с чужого платья сыпались блестящие бусины, звеня и подпрыгивая на мраморном полу.
Фелисия пошла с Уго Вильяверде в отель «Инглатерра» напротив Центрального парка, похожий на богато украшенный свадебный торт. Славу гостиницы постепенно затмили новомодные заведения с рулеткой и длинноногими танцовщицами, но она продолжала привлекать молодоженов из провинции, которым нравились ее поношенное очарование и искусно выкованная железная решетка на дверях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70