Медленно отворились тяжелые створки.
Бояре и воеводы расступились, по широкому проходу к князю прошествовали
трое: Тавр, Храбр, Стойгнев. Тавр был в разодранной одежде, бледен. Лоб
его пересекал свежий багровый шрам, хорошо заметный даже на темном от
солнца лице.
Остановились в трех шагах от князя, отвесили поклон. Владимир смотрел
на них неотрывно. Сердце колотилось, но лицо держал неподвижным, как
должны держать властители, такое узнал в Царьграде.
-- Челом тебе, князь! -- сказал Тавр наконец.-- Челом и славному
Новгороду!
В голосе его прозвучала боль. Храбр и Стойгнев потупили взоры. Они
были бледные, исхудали за обратный путь.
-- Что-то вы невеселы,-- сказал Владимир резко. Он возвысил голос.--
С чем прибыли?
-- Не вели казнить, княже... Все исполнили в точности. Сказали, что
храним обычаи земли нашей, как велели боги, как хранили покон Рюрик, Олег,
Игорь, Святослав... Еще передали, что ты, князь новгородский, предлагаешь
Полоцку вечный мир и любовь, а в знак братства просишь отдать за него дочь
Рогволода...
Голос Тавра прервался. Его спутники не поднимали голов. В палате
наступило грозовое молчание. Слышно было, как далеко за теремом истошно
вскричал петух.
-- Говори же! -- велел Владимир.
Тавр произнес в мертвой тишине, когда все затаили дыхание, боясь
пропустить хоть слово:
-- Княже... непотребные слова, хоть и сказанные благородным князем,
недостойно повторять кому бы то ни было...
-- Говори! -- вскрикнул Владимир.
Он привстал, затем, как будто опомнившись, сел и положил руки на
подлокотники кресла.
-- Княже... это такие слова, что и самый подлый раб устыдился бы их
низости. Негоже нам...
В мертвой тиши, когда слышно было, как звенит напряженный воздух,
Владимир сказал тихим зловещим голосом:
-- Го-во-ри...
Тавр судорожно перевел дыхание, по его лицу пробежала тень. Глаза
расширились, он словно бы снова увидел нечто ужасное:
-- Рогволод сказал, что ты -- подлый раб и сын рабыни, что ты
недостоин носить одежду свободнорожденного. Ты -- тралл, по тебе плачет
ошейник...
В палате пронесся вялый шум недовольства. Владимир заметил и две-три
ехидные усмешки. А Тавр повысил голос, сказал горько, словно выплеснул
чашу змеиного яду:
-- Еще он сказал, что все новгородцы -- подлый сброд рабов. Потому
они и приняли князем раба, потому что сами твари. Они ничего кроме плетей
не заслуживают, но у него хватит плетей, чтобы проучить их всех!
Теперь все потонуло в грозном реве. Гул стоял такой, что во дворе
послышались испуганные голоса, тревожно заржали кони. По всей палате
мелькали красные от гнева лица, у других вовсе бледные от ярости.
Вздымались кулаки, над головами блистали клинки мечей. Слышались сиплые от
лютости голоса:
-- На Полоцк!
-- Проучить!
-- Стереть! Как Святослав стер с земного лика хазар!
-- Рабы? Да мы их... Да мы...
-- Князь! Что молчишь? Ты князь или не князь?
-- Сжечь! По камешку разобрать!
По палате метался бледный тысяцкий Твердислав, верный, преданный, но
не шибко умный, успокаивал, утихомиривал к досаде Владимира. Наконец шум
начал стихать, теперь уже Твердислав повернулся к Владимиру, раскинул
руки, сдерживая других и как бы сам говоря за всех в палате. Лицо его было
перекошено как у падучего, он давился яростью. Зубы стучали как в
припадке, изо рта брызгала слюна:
-- Княже! Немедля... слышь, немедля, веди нас! Сотрем, зничтожим!
Нас, вольных новгородцев, плетьми? Никто так не оскорблял нас, да за это
только кровью...
-- Кровью Рогволода! -- закричали из заднего ряда.
-- Кровью Рогволода и всего его выплодка,-- сказал Твердислав
хищно.-- Нас запомнят! Они узнают руку новгородцев!
Владимир молчал, черные глаза украдкой просматривали злые лица. Крики
раздались еще свирепее:
-- Князь! Пошто молчишь?
-- Князь, веди нас, а то...
-- Княже, это воля всего народа новгородского! Если не послушаешь, то
вот тебе бог, а вот порог! Призовем другого князя, что возьмется отплатить
за обиду великую.
Владимир поднялся, вскинул руку. Шум начал медленно стихать.
Толпились поближе, ловили что скажет.
-- Люди новгородские,-- голос его был несчастным, все слышали, как
дрогнул и задрожал, но юный князь справился с собой, сказал тяжелым, но
сильным голосом: -- С нелегким сердцем принимаю решение... Обиду, которую
нанес мне Рогволод, прощаю...
Палата взорвалась негодующими криками. К нему лезли разъяренные лица,
озверевшие, оскаленные, горящие злобой и ненавистью. Был миг, когда
Владимир дрогнул: как бы в самом деле его не вышвырнули прямо из окна. Он
поспешно вскинул обе руки, крикнул звучным голосом, перекрывая шум, каким
кричал на поле битвы:
-- Тихо!!! Я сказал, прощаю свою обиду! Но никогда не прощу обиду,
нанесенную Новгороду. Я здесь с малых лет, это мой родной город, здесь моя
душа и мое сердце. В каждом из вас -- частица моей души. Кто плюнул на
вас, на мой город -- плюнул в мою душу... Я поведу полки на Полоцк! А вы,
дорогие мои, увидите, как будет воевать за вашу честь и доброе имя ваш
новгородский князь Владимир!

Он нетерпеливо ходил по горнице, ожидая Тавра. Когда тот переступил
порог, молча обнял его, расцеловал, быстро провел в свою потайную
комнатку. Там еще раз обнял, усадил на скамью.
-- Спасибо!
Тавр загадочно усмехнулся:
-- Чудно говоришь, князь. Нам отказали с таким позором, а ты
благодаришь?
Владимир отмахнулся:
-- Ладно, я к твоим шуточкам уже привыкаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23