Она улыбнулась, польщенная.
— Значит, угадала?
— В какой-то мере.
— В какой?
Он проворчал:
— Ты угадала, они мне в самом деле весьма... интересны.
— Как люди?
Он снова вздохнул.
— Лучше бы ты была только красивая.
— Я и есть только красивая, — возразила она. — Ума у меня нет, правда. Это другое, интуиция. Я же вижу, что ты к ним присматриваешься. Куда больше, чем просто к попутчикам.
Он слегка напряг бицепс, ее голова поднялась так, что лежать стало неудобно, однако терпела, и Олег расслабил мышцы. Лилит устроилась поудобнее, забросила на него ногу, голову придвинула поближе, на предплечье.
— Они больше, чем попутчики, — сказал он наконец. — Они... новый мир. Совсем новый.
Лилит сказала осторожно:
— Ты видел сотни, если не тысячи миров. И все они отличались один от другого... совсем мало.
Он буркнул:
— Да ничем не отличались. Но этот — совсем иной цветок. Пока дикий, как терновник, но из терновника терпеливые садоводы вывели дивные прекрасные розы!.. А ты отличие этого мира еще не заметила?
Она вздохнула, снова пощекотала ресницами ему руку, с удовольствием замечая, что он ощутил, оценил.
— К сожалению, мой дорогой рыжий зверь, долгая жизнь не дает ни особых знаний, ни какого-то особого превосходства. Да ты и сам знаешь... Правда, ты сумел развить особые способности, но как быть тем, у кого их нет?.. Эти и через тысячу лет будут такими же, как и в сорок. Потому как сами люди не смогли сдвинуться с того уровня, на каком пребывали сотни тысяч лет, так их не могли сдвинуть подвижники вроде тебя... не обижайся! Я теперь понимаю, что Бог оставил мне долгую жизнь для примера. Все могут увидеть, долгая жизнь не прибавляет мудрости.
Олег сказал успокаивающе:
— Да ладно тебе! Мы знаем, он оставил тебя как лучшее из всех своих творений.
Она лукаво улыбнулась.
— А не человек ли самое лучшее?
— Человек — самое нужное, — возразил он серьезно. — Даже, возможно, необходимое. Хотя трудно предположить, что Богу что-то может понадобиться, но я не христианин, могу смотреть со стороны и говорить правду.
Она охнула.
— Олег, ну ты и наглец! Как может Богу что-то понадобиться? Да еще от... им же сотворенного из праха?
Олег проворчал недовольно:
— Откуда я знаю? Да вот чувствую... Мы ведь тоже могли бы и дальше собирать корешки в лесу, выковыривая голыми руками. Но вот придумали лопату... Возможно, для Бога мы инструмент, с помощью которого тоже хочет копать глыбже.
— Ну и наглец, — повторила она потрясенно.
— Я такой, — согласился он и дерзко ухмыльнулся. — По образу и подобию.
— Значит, — повторила она, все еще не веря в услышанную наглость, — он с помощью людей хочет сделать то, что не в состоянии сделать сам?
— Ну да. Что-то в этом роде. Ладно, спи, а то уже светает. Договорились, одеяло не стягивать!
— И не лягаться, — пробормотала она послушно. — А то удавишь, помню.
Некоторое время она лежала тихо, прислушивалась к его ровному дыханию. Выждав, спросила шепотом:
— Почему не спишь?
— Не знаю, — ответил он негромко. — Недостаточно устал, мысли всякие...
— Грубый ты, — упрекнула она. — Хотя бы соврал, что тебя волнует мое присутствие... Ого, в самом деле волнует!
— Да это я так, задумался, — объяснил он неуклюже, однако Лилит уже отшвырнула одеяло и снова оказалась на нем, прижалась всем горячим чувственным телом, он ощутил, как жар перетекает в его тело, и без того раскаленное, будто вынырнул из кипящего масла. Она припала к его губам, и хотя Олег никогда не любил целоваться, какое-то глупое занятие, но сейчас ощутил странную сладость, от которой по телу побежали щекочущие мурашки.
Руки их сплелись, она охнула, закусила губу, выгнулась, мышцы напряглись в болезненно-сладкой истоме. Она чувствовала, как гаснет разум, а власть над телом берет древняя мощная сила, намного более сильная, грубая, могучая, не знающая преград.
Потом, когда дыхание у обоих шло с хрипами, а грудные клетки жадно вздымались, хватая открытыми ртами воздух, они долго лежали, медленно и неохотно возвращаясь в этот приземленный мир. За окном все еще темнота, зря Олег пугал ее близким рассветом, лишь тоскливо замыкала далеко внизу разбуженная корова, да еще донесся слабый волчий вой.
Лилит повернулась к нему, снова забросив ногу ему на живот, чуть ли не на грудь, голову пристроила на могучем бицепсе. Прошептала тихонько потерянным голосом:
— Я уж думала, что меня ничем не удивишь. И все мужчины всегда будут намного слабее и проще меня...
Он проговорил лениво:
— А разве не так? Томас так восхвалял твое древнее происхождение, но никак не решался сказать, насколько оно древнее. Думаю, у него просто язык не поворачивался. Примерзал. А то и вся кровь замерзала, как у лягушки в декабре.
— Ну и что, — сказала она. — Сколько их было, этих мужчин, но никого я не признавала даже равным! И ни один так и не стал моим мужем.
Он хмыкнул.
— А этот, как его... Азазель?
Лилит возразила оскорбленно:
— Мужем? Нет, никогда!
— Но я как-то читал в старых хрониках...
Она фыркнула:
— Мало ли что набрешут!., мужем у меня может быть только тот, кого я сама признаю, что он сильнее.
Он спросил с недоверием:
— И что же, за все время с начала создания мира...
Она скромно опустила веки, тень от длинных ресниц упала на бледные щеки.
— Ах, Олег, тебе в это трудно поверить? Мне — тоже. Да, за все время с начала создания света я не встретила никого сильнее. Мужчин было много, верно, но сильнее... Не забывай, кто меня создал!.. А все остальные существа — это уже, как понимаешь, прах от праха...
Он взглянул остро.
— Но я тоже прах.
Помолчал, она выговорила с трудом:
— Именно это я и говорила себе все время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22