— Я точно был конюхом?
Долм бросил на него свирепый взгляд, в котором были страх и отчаяние. В следующее мгновение Фарамунд видел только удаляющуюся спину старшего конюха и блестящий от пота круп жеребца.
Впрочем, теперь он и сам чувствовал, что вряд ли был именно конюхом.
Стаи воробьев с веселым щебетом бросились расклевывать конские каштаны. Сквозь тучи проглянуло слабое солнышко, непереваренные зернышки овса заблестели как крупинки янтаря.
Он перевернул тележку, вытряхнул. Колеса почти не вращаются, подумал угрюмо, надо попросить кузнеца поправить, иначе проще вместо колес поставить полозья.
Воробьи чуть отпорхнули с дороги, а он покатил тележку, толкая впереди себя. Голова сегодня не болит, даже когда тупо пытается проломиться сквозь стену: кто он? Что с ним было? Как его зовут на самом деле?
Тележка вдруг остановилась, будто налетела на пень. Дорогу загораживал толстый, поперек себя шире, массивный мужик. Брюхо выпирало из-под полотняного передника. Рядом с ним стояли еще двое, Фарамунд ощутил на себе их наглые ощупывающие взгляды. Тоже крепкие, пропахшие деревом, смолой, стружками, все трое явно плотники...
— Ты... эта... — прогудел мужик в переднике. — Ты эта... чего?
— Что? — спросил Фарамунд. — Просто работаю.
Они некоторое время рассматривали его, один даже обошел со всех сторон. Фарамунд почти наяву увидел, как мучительно во всех трех черепах бьется одна и та же мысль: что же такое учинить, если к Неяссе не пойти: там старший конюх забавляется, к Голунде тоже не заглянешь — дворецкий почтил вниманием самую пышную бабенку, а пива больше не подадут...
Наконец, самый толстый, который в переднике, с некоторым изумлением указал пальцем:
— У него ж сапоги почти новые!..
— Да, — согласился второй. — Мне впору.
— Ну, нет, — оскорбился третий. — За них Киззик даст не меньше, чем по две кружке пива на каждого!
Оглянулись на самого массивного, тот вытер руки о передник, подбоченился. Глаза его не отрывались от сапог на неподвижном Фарамунде.
— Да, — раздался его густой голос, похожий на рев. — Да.
— Что «да»? — переспросил первый быстро. — Отдаешь мне сапоги?
— За пиво! — крикнул второй. — Носач, за пиво!
— За пиво, — бухнул толстяк, которого звали Носачем.
Первый повернулся к Фарамунду:
— Эй, чужак! Быстро скидывай сапоги.
Фарамунд тупо уставился в их лица. Все трое стояли такие огромные,
сильные, здоровые, что он сразу ощутил не только усталость после тяжкого рабочего дня, но и как ноют еще не зажившие раны.
— Это мои сапоги, — прошептал он.
— Уже нет, — весело сказал второй. — И даже не Куцего. Они уже Киззикины.
А первый добавил с кривой усмешкой:
— И вообще это уже не сапоги, а шесть кружек пива.
Во взгляде его было сожаление. Фарамунд попробовал обогнуть их с тележкой, но они со смехом загораживали дорогу. Он беспомощно поднял голову. Из окон кое-где выглядывали смеющиеся бессердечные лица. Мужчины и женщины смеялись над его беспомощностью.
Он попятился с тележкой, повернул и попытался объехать их слева, но гигант Носач выставил ногу, и колесико уперлось как в дерево.
Фарамунд попросил торопливо:
— Пропустите меня. Мне надо в конюшню.
— Так иди, — разрешил Носач. — Только сапоги оставь.
— Кони тебя и босым узнают, — добавил первый.
А второй, которому это наскучило, или же торопился вкусить пива, грубо ухватил Фарамунда за плечо, развернул и ударил кулаком в лицо. Боль ожгла скулу, Фарамунд отшатнулся, его левая нога поднялась, словно он пытался сохранить равновесие, но вместо этого, каблук ударил в колено обидчика.
Тот охнул, выругался, бросился, ковыляя, вперед, потому что помощник конюха сам упал от толчка на спину. Его бы хорошо ногами, лежачего, можно запинать до смерти, но тот неожиданно перевернулся через голову и встал на ноги.
— Убью! — заорал дико Куцый.
Он ринулся, размахивая крепкими желтыми кулаками. Фарамунд слегка сдвинулся вправо, затем влево, так подсказывало само тело, а ему некогда спорить, его собственный кулак неуловимо быстро метнулся вперед. Пальцы другой руки захватили за кисть руку противника, тело разом согнулось... Он услышал хруст лопнувшей чужой переносицы, затем тяжелое тело перевалилось через спину. Снова хрустнуло, а третий раз хруст раздался в тот момент, когда Куцый обрушился на землю и застыл там, раскинув руки. Лицо было кровавой маской, оттуда толчками выбивался бурунчик крови. Сломанная в броске через спину рука была неестественно вывернута.
Мгновение двое смотрели, выпучив глаза, затем оба бросились остервенело и слаженно. Фарамунд отступил на шаг, уклоняясь от ударов. Руки задвигались, словно сами по себе. Тело увертывалось, а когда он каким-то образом сумел ухватить второго и завернуть к себе спиной, нога ударила с такой силой, что он сразу с холодком ужаса понял, что позвоночник этого дурака сломан...
Носач ухватил его за плечо, пальцы сжались как железные. Огромный кулак метнулся прямо в голову Фарамунду. Мелькнули налитые бешеной злобой глаза плотника. Кулак просвистел мимо, чуть задев ухо, а он рывком освободил плечо, ударил в великана в середину груди, а затем, развернув, сильным толчком швырнул в стену.
До стены было не меньше десяти шагов. Однако Носач пронесся как олень, стена задрожала от удара. Мускулистый толстяк сполз по ней, похожий на огромный жирный плевок.
Фарамунд стоял, весь дрожа от страха и ярости. В черепе безумной чередой проносились страшные картины мести: все сжечь, всех убить, растерзать, вешать на стенах, пламя пожара, крики...
Он шумно вздохнул. Он стоял посреди двора, в трех шагах перевернутая на бок тележка, а три неподвижных тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23