И ничего, вроде бы не происходит!.. На самом же деле, по всей Европе не сделать шаг, чтобы не ограбили, чтобы не получить стрелу в грудь или топор в спину. По слухам, с севера сейчас надвинулось племя агаласов, которые жгут все на своем пути, убивают даже женщин и детей...
— Агаласов? — переспросил Тревор озадаченно. — Слышу впервые.
Свен отмахнулся:
— Сегодня называются так, завтра иначе. Сегодня есть, завтра не станет, какая разница?.. Новые придут. Может быть, это даже не племя, а просто шайка мародеров. Остановятся где-нибудь на хороших землях... или тех, которые удастся захватить, вот и будет племя. Если женщин успеют наворовать из соседних деревень.
Лютеция отшатнулась, шокированная:
— Свен, как вы можете! Разве народы возникают не по Божьему соизволению?
Брови Свена взлетели на середину крохотного лба, заняв его целиком. Глаза выпучились.
— Божьему? А кто это?.. А, ты говоришь об этом новом боге...
— Он единственный, — отпарировала Лютеция строго. — Все остальные — теперь уже демоны.
Свен отступил, выставил ладони:
— Как скажешь! Мне все одно, только не говори о вашем боге. У меня от проповедей начинает в голове звенеть, а зубы сразу ноют. Отдыхайте, присмотритесь, кому чем заняться. Мне шестеро крепких мужчин вовсе не в тягость! Еще как не в тягость. А выступить в свой поход... опасный поход, успеете.
Фарамунд чувствовал, что выздоравливает. Раны затягивались быстро, он много и жадно ел, впадал в забытье, а, очнувшись, чувствовал, как тело окрепло еще больше, а боль от ран притупилась. Под повязками страшно зудело. Он едва сдерживался, чтобы не почесать, но однажды, забывшись, все же поскреб крепкими ногтями... и с изумлением обнаружил, что ногти скребут засохшую корочку на толстых вздутых рубцах!
Перед глазами часто возникало чистое девичье лицо. Он старался вспомнить, кто это, иногда чудилось, что просто привиделось. От этой мысли словно темные крылья накрывали мир, он снова чувствовал боль от ран,
На четвертый день он рискнул подняться, добрался до двери. Яркий солнечный свет ударил по глазам с такой силой, что в голове загудело, как от дубины. Он прикрылся одной рукой, другой ухватился за косяк. Долго смотрел сквозь пальцы на широкий двор, где торопливо двигались странно одетые люди, с истошным квохтаньем пронеслась курица, за ней мчался петух, у коновязи фыркают кони...
На той стороне двора из лачуги несутся удары молота по железу. Крыша в дырах, дымок пробивается через все щели.
Он качнулся, шагнул через порог. Ноги все еще казались тяжелыми, но когда солнце обрушилось на плечи, во всем теле прибавилось сил. По коже потекло тепло, проникло под кожу. Его прожгло солнечными лучами, как кленовый листок, мышцы начали разбухать. Он почувствовал, что сгорбленная спина распрямляется.
Из кузницы вышел кряжистый мужик. Ниже среднего роста, но вместо плеч — глыбы, голова сидит прямо на плечах, грудь выпячивается широкими валунами. Кузнец вытирал лоб закопченной ладонью, отчего и на лице остались пятна сажи. Волосы на лбу перехвачены узким кожаным ремешком. Хотя закрывали уши, Фарамунду почудилось, что правое ухо срезано или срублено.
Он вздрогнул, кузнец метнул на него настолько острый взгляд, что Фарамунд ощутил укол.
— Эй, — позвал кузнец хрипло — Ты кто?
Фарамунд подошел ближе. Он старался улыбаться как можно дружелюбнее, все-таки чужак, подобрали и кормят из жалости...
— Меня зовут Фарамунд, — ответил он. И добавил: — Наверное.
Кузнец пробурчал подозрительно:
— Это так шутишь?
— Да нет, — ответил Фарамунд поспешно. — В самом деле, не знаю. Меня так по голове ударили, что все вышибли. Даже настоящего имени не помню...
Кузнец оглядел его с головы до ног. Фарамунд переминался с ноги на ногу, чувствуя себя покинутым и несчастным. Вместе с тем в глубине души нарастал странный гнев.
— Такое бывает, — сказал кузнец знающе. — Я знал одного... Только через год вспомнил! И то не сам.
— А как? — спросил с надеждой Фарамунд.
— Да помогли.
— Может... и мне можно так?
— Можно попытаться, — ответил кузнец. — Да захочешь ли...
— Хочу!
— Тогда подставляй лоб. Сейчас шарахну кувалдой... Тот тоже вспомнил все, а к утру помер от ран. Ох, и бой тогда был!.. Готы шли через эти земли... Ладно, Фарамунд, так Фарамунд. А меня зовут Гнард Железный. Вообще-то ты мог быть подмастерьем. У тебя фигура молотобойца. Руки, плечи, грудь... А ну покажи ладонь!
Фарамунд затаил дыхание. Старый кузнец щупал ему ладонь, разминал, тер, едва не нюхал.
— Да, мог быть, — определил Гнард с некоторым затруднением. — Но давно. Когда держишь молот, то мозоли здесь и здесь... а у тебя их нет. Но мужик ты здоровый. И руки у тебя... гм... я бы сказал, что привыкли держать скорее топор, чем лопату.
— Я был воином?
— Нет, от боевого топора мозоли другие.
— Столяром?
— Нет, на столяра не тянешь. Даже на плотника! Но вот на лесоруба...
Фарамунд спросил с недоверием:
— Это ты определил по мозолям?
— У тебя вообще нет мозолей, — ответил Гнард, в глазах было удивление, рассматривал Фарамунда с подозрительной настороженностью. — Но и на благородного не тянешь!.. У тебя не ладонь, а... как будто один мозоль расплескали по всей ладони. Тоненько так это... но твердый, как конское копыто. Ладно, ты пиво хоть пьешь?
— А что такое пиво?
Гнард рассмеялся:
— Пойдем, угощу. Расскажу про пиво... и про женщин.
— Про женщин? — не понял Фарамунд. — Почему про женщин?
— А про что же еще говорить? — удивился Гнард.
Перед глазами Фарамунда возникло чистое девичье лицо. Как воочию увидел гордо приподнятые скулы, длинные ресницы и лучистые глаза, прямой нос, пухлые губы, красиво изогнутые, очерченные с предельной отчетливостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23