В глазу твари торчал дротик, но она извивалась, из полуоткрытой пасти сочилась желтая слизь. И Кадия вонзила копье в эту пасть, повернув его в глотке. Тварь отдернула голову, вырвав копье из рук девушки, но не кинулась на них, а зарылась в грязь, чтобы спрятать свое умирающее тело, сегмент за сегментом, с парой ног на каждом.Ее движения перешли в судорожные подергивания, и Кадия с Джеганом осторожно приблизились к ней забрать свое оружие. Потом охотник вынул нож, вырезал из пасти два верхних клыка, завернул их в лист и сунул в мешок. Будущие наконечники для остроги, решила Кадия.К мертвому чудовищу начинали подползать другие обитатели болота, намереваясь попировать, но их было нетрудно обходить, и вскоре шевелящийся участок грязи остался позади.Для ночлега они выбрали большую кочку и уложили на ней камыши, как пол убежища, крышей которому послужил ялик. Однако о том, чтобы развести костер среди такой сырости и грязи, нечего было и думать. Несмотря на усталость, Кадия беспокойно ворочалась на постели из камыша, накрытого спальной циновкой.— Джеган… — Она знала, что охотник тоже не спит — до нее все время доносилось шуршание камыша, он никак не мог найти удобную позу. Дождь на время затих, но грозил вот-вот зарядить снова. — Почему твой клан поселился в таком отдалении? Ты же говорил, что ваше селение построено на самой границе края ниссомов. Из-за того давнего потопа?— Почему мы откочевали на север, королевская дочь? Эта история почти забыта за многие годы. Говорят, нашему клану всегда было присуще желание увидеть, что находится дальше. В нашем селении больше охотников, чем в других. У нас в обычае странствовать. Так я попал ко двору твоего отца. И решил остаться там, потому что хотел узнать побольше о рувендианах: почему они делают то или это не так, как в обычае у нас. Я стал придворным охотником, как тебе известно…— Да! — Она с такой ясностью помнила те дни, когда в первый раз увидела Джегана. С ним были два молодых интона, которых он обучил разным незатейливым штукам — незатейливым, но поражавшим всех, кто видел их представления. Ведь интоны — робкие животные и редко показываются людям на глаза.— Исса и Итта! — вспомнила она их клички. — А потом ты провожал торговцев особыми путями, и они возвращались с грузом ральских раковин и кож вуров.— Другие из моего клана могли бы сделать это не хуже, — заметил он. — Но было и иное. Наша Говорящая, как я тебе рассказывал, интересовалась новыми знаниями. И ей я сообщал многое из того, что узнал в Цитадели и во время моих странствий. За это клан оказал нам честь, и на Больших Говорениях мои родичи занимают почетное место. А я делал это с радостью, потому что и во мне живет желание узнать то, о чем многие забыли или никогда не ведали. А теперь мне есть что еще добавить к записям нашей Говорящей. — Кадия уловила в его голосе тихую гордость.— Эти хасситти, то есть их сновидцы, предрекают великое Зло, — задумчиво произнесла она.— Пророчица, болота — это край развалин, и стал он таким по злому умыслу. И Злу бродить по ним столь же естественно, как камышам приносить семена. Мы знаем, что смута может наступить снова.— Лаборнокцы?— Теперь твоим и их краем правит одна королева, рожденная в одночасье с тобой, Пророчица. И она тоже помогла сотворить Великий Талисман.— Кроме того, Орогастус мертв. Как и Волтрик, — медленно сказала Кадия. — А Харамис — Хранительница, но только она далеко. Бина выбрала для обитания Нот в краю трясин, а моя сестра удалилась в горы. Опасность же таится в горах… Джеган, в дни своих странствий ты когда-нибудь бывал в западных горах? Кто или что обитает там?— Пророчица, об этом я знаю столько же, сколько и ты. Нет, я никогда не заходил так далеко в край уйзгу, который тянется до подножия гор. И не только я, но и ни один охотник моего клана, чьи записи я видел. А теперь усни, королевская дочь. Первую стражу буду нести я.Кадия неохотно закрыла глаза, но она думала о Харамис, о смутном видении своей сестры, которое ей показал сновидец-хасситти. Харамис рассказывала о виспи, владыках снега и льдов на горных высотах, которые редко показываются тем, кто осмеливается подняться туда. Нашла ли Харамис друга и опору в одном из них, как она, Кадия, — в Джегане? Или она пребывает в одиночестве? Кадия вздрогнула. Быть все время одной… нет, этого она Харамис не пожелала бы. Сама она с детства любила болота и их настоящих хозяев — оддлингских охотников. Церемонная жизнь при дворе всегда вызывала у нее нетерпение: она чувствовала, что предназначена для другого. Оддлинги были ей куда ближе придворных. И тут ей вдруг подумалось, не охватит ли ее в трясинах одиночество, раз она не из местных? Никогда прежде этот вопрос ее не тревожил.Снова полил дождь, капли громко стучали по дну лодки у них над головой. Беспокойно ворочаясь на пропахшей болотом постели, Кадия старалась отогнать мысли об одиночестве. В конце концов она уснула.Когда Джеган ее разбудил, она некоторое время сидела, положив меч на колени, и всматривалась в пелену дождевых струй. В этом сумраке глаза не различали ничего, а все звуки заглушались шумом льющейся воды. Кадия неловко прибегла к внутреннему чувству, которым научилась пользоваться лишь недавно, — к мысленным поискам признаков жизни по соседству.Проблески сигналов мелких животных, которых — в отличие от более крупных — не пугали опасности ливня и жидкой грязи, Кадия улавливала без опасения. В них был только голод, потребность наполнить брюхо. А еще чувствовалась сосредоточенность идущего по следу хищника, но далеко. И больше ни малейших признаков жизни.Но мало-помалу девушка осознала что-то еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73