Такое выражение подобает тому, кто смеется, а не тому, над кем
смеются.
- Ты кто такой? - спросил он, раздельно произнося слова
и подкрепляя сказанное энергичными жестами.
Безмозглый промолчал и как-то необычно мотнул головой, словно
отгоняя слепней: сначала в одну, а затем - в другую сторону.
Потом он встал и зачем-то сунул старейшине под нос свою грязную
правую руку. Гэсэр брезгливо взял ее за запястье, внимательно
осмотрел все пять пальцев, словно оценивая их пригодность для
шурпы, и немедленно отпустил.
- Это Безмозглый,- вмешался подскочивший к Гэсэру
Кан-ипа.- Он слов не знает. Язык в ручье полоскал, все
слова смыло. Всего три выучил. "Есть", "пить" и
"падаю". Совсем глупый.
Гэсэр отстранил назойливого табунщика, забывшего приличия.
- Я - старейшина Гэсэр Дангаа,- снова повторил он.
- А ты кто такой?
Безмозглый на миг задумался, и ткнул себя кулаком в неприлично
волосатую грудь, выглядывавшую из-под его дурацкого куцего
халата.
- Я - старейшина,- неуверенно повторил он,
выпячивая тощий живот и едва уловимо меняя осанку - словно
длинный ловчий укрюк проглотил.- Дангаа...
Толпа ахнула. Безмозглый сделал шаг - важный, семенящий,
неуклюжий от врожденной непомерной гордыни - на лицо его
сползла гримаса презрительного самодовольства; и оторопевшему
Гэсэру вдруг померещилось, что стоит он перед чистой рекой, и
подмигивает ему из речной глади его же собственное отражение.
Безмозглый заискивающе осклабился, и все сразу встало на свои
места. Вот толпа, вот - наглый табунщик, вот он, мудрый
старейшина Гэсэр, а вот - чужой дурак из степи.
- Отдайте его подпаскам,- буркнул нахохлившийся Гэсэр.
- Пусть мальчишкам помогает. Или убейте. Кормить не
придется...
- Нет,- раздалось за его спиной.
Старейшина гневно обернулся и нос к носу столкнулся с
обнаружившимся сзади Юрюнг Уоланом, избранным помощником
Верхнего шамана Бездны. Ишь, ведун безрогий, тихо ходить стал,
пора бы осадить зарвавшегося... Так ведь не уцепить теперь,
слизня засохшего,- Верхний шаман совсем износился, не
сегодня-завтра в Бездну уйдет, кто тогда на его место сядет,
колотушкой греметь?!. Он и сядет, мохноногий Юрюнг, чтоб его
предки съели...
- Зачем он тебе, Юрюнг? - примирительно спросил
старейшина.- Добро б горожанин был, в жертву годный, мы
б его Голодным глазам скормили,- а этот... Умный ты
человек, Юрюнг, зачем тебе чужая дурость?!
Не ответив, Юрюнг Уолан поправил меховую шапку с костяной
оторочкой и обратился к притихшим соплеменникам.
- Дети мои! - срывающимся голосом крикнул шаман.-
Слушайте меня, слушайте одного из сыновей Бездны! Запрет на
Безмозглом! Запрет на кровь его, запрет на мясо и кости его!..
Удивленное племя качнулось в сторону от непонимающе улыбавшегося
дурака. Тот неловко поднял и опустил плечи, потер затылок и
внимательно следил за воздевшим руки Юрюнгом.
- Раз в Лунный год воссядет Безмозглый на пегого отмеченного
коня, и увидя его посадку, да рассмеется Бездна Голодных глаз,
возрадовавшись доблести и силе ее сыновей из племени пуран!
Чтобы узнать свет дня, нужна тьма полночи, чтобы понять жару
- нужен холод. Чтобы видней стала гордость свободных
наездников степей - нужен Безмозглый, падающий со старой
клячи, нужен человек, не умеющий ничего!.. Да будет так!
И шаман резко зашагал прочь, разводя людей перед собой рогулькой
полированного сотней ладоней жезла.
Безмозглый пристально смотрел ему вслед, чуть сутулясь и поводя
у груди сжатой в кулак рукой - и черты его постепенно теряли
чужое выражение.
Будто невидимая вода смывала с него лицо Юрюнг Уолана,
избранного помощника Верхнего шамана Бездны. Это видел лишь
замерший Кан-ипа, но он предпочел помалкивать.
Почему-то табунщик чувствовал, что он зря подобрал в степи
смешного Безмозглого.
СОН
...В объективе моргнул чей-то глаз, щелкнул замок, и дверь
отворилась.
- Привет.
- Привет.
- Знакомьтесь, мужики. Это Стас.
Я с опаской погрузил кончики пальцев в аморфную Стасову ладонь.
- Заходите. Все уже в сборе.
Все, которые были в сборе, усиленно расслаблялись. И занимались
этим, похоже, не первый час.
Интимный, бисквитно-кремовый фальцет колебал сизые струи
"Честерфильда", на экране бесполое существо любило
сопротивляющийся микрофон, и в такт его спазмам подрагивали на
диване две полуодетые полудевицы. На ковре подле лежбища уютно
устроился тощий парень, время от времени ищущий компромисс между
шампанским и коньяком. Остальные прочно утонули в сумраке углов,
и были вялы и неконкретны.
Я поискал бокал, свободный от окурков, потом поискал окурок,
свободный от губной помады; позже, уяснив всю тщету своего
наивного поведения, подсел к тощему, отпивавшему в данный момент
из двух бутылок одновременно, тем самым решив мучительную
проблему выбора - и попросил закурить.
- Рано еще,- как-то неопределенно отозвался
собутыльник.- Не успел в дверь влезть, и сразу...
Я осторожно извинился, вызвав у дам приступ болезненного
веселья, и отвалил в кресло. Весь комизм положения заключался в
том, что мне лень было уходить. Это ж надо сначала встать, потом
прощаться и одеваться, тащиться на остановку, ждать трамвай,
ехать... Весь процесс вызывал уныние, ничуть не меньшее, чем
уныние окружающего веселья.
Я откинулся на спинку кресла и полуприкрыл глаза. В голове
по-прежнему гудела вчерашняя репетиция. Собственно, гудело лишь
то, что было до и после сорванной "генералки", и уж
поверьте, сорванной как положено, с воплями, помидорами и
истерикой растерзанной Джульетты!
1 2 3 4 5 6 7