— И все-таки они краденые… — повторяет девушка как бы про себя.— Однако ваш отец их не украл. И, по-видимому, он заплатил за них довольно солидную сумму.— Действительно… — снова произносит она как бы про себя. — Может, вы и правы. И все же, должна признаться, после вашего рассказа эти брильянты внезапно померкли в моих глазах…«Точь-в-точь как белый сапфир Розмари», — мелькает у меня в уме.— Раз вы решили употребить их на такое благо родное дело, они никоим образом не должны меркнуть в ваших глазах, — твердо говорю я. — Разве будет лучше, если они попадут в руки мошенников и стяжателей?— Хорошо, если так, — отвечает она все еще с ноткой неуверенности в голосе. Потом возвращается к прежней теме: — А в чем состоят ваши интересы?— Поскольку я уже проникся доверием к вам и поскольку вы болгарка, я вам отвечу прямо…— О, болгарка! Сильно сказано, — замечает она, и на лице ее появляется анемичная улыбка. — Никогда в жизни не видела Болгарию.— А вам не хотелось бы ее увидеть?— Зачем? Меня с этой страной ничто не связывает. Да и путешествовать я не любительница. Каждое путешествие приносит разочарование. Как и новое знакомство. Как любая перемена. Издали все кажется лучше. И этот мир лучше, когда на него глядишь из окна своей комнаты, из «окна» телевизора. Реальность всегда уродливей, чем ее изображение. В реальной жизни нам вечно досаждают неудобства: жара или холод, дурные запахи или назойливые мухи, вынужденная усталость и чрезмерная потливость… — Она замолкает. Потом опять спохватывается: — Вы что-то начали было рассказывать…— Да, о моих собственных интересах. Один человек — скажу прямо, бывший полицейский — оставил в свое время вашему отцу на хранение кое-какие списки. Отец ваш взял их просто так, чтобы оказать услугу своему старому знакомому. Только знакомый давно умер, а списки все еще существуют, и если бы они попали в чьи-то грязные руки, то могли бы причинить немало неприятностей людям, имена которых в них фигурируют.— Вы хотите сказать, что именно эти бумаги вам нужны…— Именно. Только я понятия не имею, где они находятся, и, так как вам они совсем ни к чему, как, впрочем, и любому другому, кроме какого-нибудь злоумышленника, я бы просил вас в случае, если вы их найдете…— Зачем мне их искать? — останавливает меня Виолета самым обычным тоном. — Я знаю, где они находятся. Если, конечно, это то самое, что вы ищете: тоненькие узкие полоски бумаги, на которых значатся разные болгарские фамилии.— Должно быть, это они и есть, — киваю я, стараясь в свою очередь, чтобы мои слова тоже звучали как можно более обычно.— Вы можете получить их завтра же. Они в банковском сейфе моего отца. Но, уверяю вас, в этом сейфе нет ничего другого, кроме никому не нужных старых бумаг.— Ничто другое меня не интересует, — бормочу я. — Тогда давайте завтра же подъедем к банку, — предлагает она, явно довольная, что может порадовать меня тем, что для нее самой не представляет никакой ценности.— Чудесно. Только надо сделать так, чтобы люди, не в меру любопытные по отношению к вам, этого не заметили. Банк, сейф… Этого им вполне достаточно, чтобы вспомнить про брильянты.Она молча кивает. Потом вдруг ей приходит поистине гениальная идея. Она лезет в сумочку и подает мне маленький секретный ключ.— В таком случае поезжайте вы один. Вот вам ключ. Только запомните шифр: «Зебра». В этом банке вместо цифрового шифра применяется буквенный.Поблагодарив, я беру ключ и с безразличным видом сую его в карман, все еще не в состоянии поверить в случившееся. Потребовалось провести столько сложных комбинаций, потратить столько времени на подслушивание и выжидание, столько раз идти на риск и вступать в отчаянные схватки, чтобы в один прекрасный момент в каком-то кафе, где безраздельно властвуют шляпы бабушек, какое-то невинное существо небрежно сунуло руку в сумочку и вручило тебе ключ от секретного архива.Этой хрупкой женщине и невдомек, что хранящиеся в сейфе жалкие бумажки стоят дороже всех брильянтов, так как с ними связано спокойствие миллионов людей и даже целой страны. Но какое ей дело до этой страны, если она знает о ней только понаслышке и даже не испытывает желания видеть ее.— Я вполне понимаю, это не бог весть какая услуга, — улавливаю, как во сне, голос Виолеты. — Но мне все же кажется, пусть не ради услуги, а просто из дружеских чувств, и вы когда-нибудь проявите отзывчивость.— Целиком рассчитывайте на меня, — говорю я. — Волосок не упадет с вашей головы.Затем подзываю полуголую официантку, чтобы расплатиться.Забыл сказать, что сегодня пятница. И, как обычно в этот день и в этот час, я нахожусь на террасе, в двух шагах от рокового Кирхенфельдбрюке, который чуть было не добавил к своим многочисленным историческим достопримечательностям еще одну: мог стать лобным местом для вашего преданного… впрочем, стоит ли упоминать имена.День заметно увеличился, даже очень заметно — уже начался июнь, — и в эту пору еще совсем светло, а мне не терпится бросить взгляд через парапет, чтобы увидеть на нижней площадке Бояна, замаскировавшегося под хиппи. В этот предвечерний час по пятницам на террасе, как обычно, пусто, если не считать одного-единственного пожилого горожанина, лениво прогуливающегося под деревьями. Только он в самый неподходящий момент, как назло, проходит в двух шагах от меня, и, чтобы не пропустить передачи, мне приходится отойти от своего обычного места у парапета и сесть на ближайшую скамейку.Авторучка предупреждающе щелкает, и я слышу голос. Но в чем дело? Это не голос Бояна.— Вашему другу нездоровится, он не может прийти, — хрипит незнакомый голос в приемнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94