- Здравствуй, Энрике! Кто этот с бородой? Он с Кубы?!
- Здравствуй, Мануэль! Это Хулиан, он из Москвы!
- Здравствуй, Энрике! Много уже выпил с кубинцем?!
- Здравствуй, Хесус! Я выпил с бородатым из Москвы рюмашечку ардьенте.
Мы вышли на центральную улицу, связывающую район Ла Франко с шоссе, ведущим в центр Сантьяго. Люди выскакивали из автобусов потные, помятые, без пуговиц, счастливые, прижимая к груди подарки, и стремительно разбегались по домам. Некоторые, впрочем, успевали на ходу рассказать Энрике последние новости: карабинеры в центре блокировали ряды лавочек, опасаясь давки. Такого Рождества со дня рождения Христа никогда еще не было в Чили. Все смогли купить в этом году подарки близким, у всех есть деньги на это - раньше не было.
(Сегодня утром я, кстати, говорил с ребятами из газеты "Эль Сигло" о том, как резко подскочила зарплата на многих предприятиях Чили.
- Ты, видимо, интересуешься возможностью инфляции? - спросили меня.
Мои собеседники - люди с широким образованием, они трезво смотрят на факты, говорить с ними легко.
- Ты прав, - продолжали товарищи, - такая угроза существует в зародыше. Но чтобы стать зловещей реальностью, понадобится более активная "помощь" правых. Саботаж и забастовки могут ввергнуть страну в пучину экономического хаоса, именно на это делают ставку империалисты. Опасна и левацкая болтовня. После победы революции надо кончать дискуссии и начинать работу. До мозолей и кровавого пота! Иначе - проиграем выигранную партию, а этого нам не простят. Но, как это ни парадоксально, даже если представить себе проигрыш - назад пути нет. Если даже на следующих выборах победят демохристиане, они не смогут отработать назад: народ ощутил сладкий вкус свободы...)
...В полночь по телевидению выступил кардинал. Он поздравил народ Чили с Рождеством и сказал, что реформы, проводимые в стране Народным единством, угодны богу и поддерживаются его земными пастырями. Кардинала сменил джаз, и все - Энрике, Карлос; Туана, Глориа - бросились в угол комнаты: там, где стояла нейлоновая елочка, высилась гора подарков. Младшие в семье - Исабель и Карлос, о котором Энрике сказал: "Он будет героем социалистического труда, посмотри на его плечи", - начали раздавать подарки. Заданная доверчивая нежность была в этом рождественском церемониале: все ведь знают, какие подарки куплены родителями и кому они загодя распределены. Но сколько счастья было на лицах Теобольдо, Исабель и Моники! Так они счастливо разворачивали подарки, так затаенно горделиво переглядывались папа Энрике и мама Туана, купившие все эти лакомства, рубашки, пластинки и чулки своим детям, что, ей-богу, слезы на глаза наворачивались. Мне досталась бутылка чинзано. На маленькой бумажечке, прикрепленной к горлышку, каллиграфическая надпись: "Уважаемому сеньору дон Хулиану от семьи Энрике". (Я убрал здесь и в ряде других мест фамилию: теперь хунта бросает в концлагеря тех, кто "смел" дружить с красными из России и принимать их у себя дома.)
Потом по телевидению начался праздничный концерт, который передавали с горы святого Христофора, а потом сеньора Туана пригласила нас на рождественский суп - касуэла. Это великое таинство - чилийский суп касуэла! Огромный кусок дымного мяса, початок разварной кукурузы, перец, морковь, лук вкуснотища! Только нужно обязательно положить в касуэлу чуть-чуть "ахи ин паста" - красного соуса, похожего на грузинскую аджику, но еще более злого аж глаза дерет. Под касуэлу у нас прекрасно прошли три рюмки "агуа ардьенте", и Энрике, быстро допив свой кофе (он очень торопился, он хотел двигаться, "раскаленная вода" требует, чтобы человек двигался), вышел на середину комнаты и начал танцевать. Он танцевал один, сам с собой, торс его был неподвижен, а лицо заданно мертво, двигались только ноги, да и то лишь начиная от колен (точнее - кончая коленями). Он танцевал самозабвенно, лишь иногда ослепительно улыбаясь, и сразу же становился похожим на женщину - так же хитро и застенчиво увлекал всех нас к танцу этот сорокапятилетний отец и дед. И все мы поднялись и стали танцевать. Мы танцевали и кукарачу, которая сейчас снова популярна в Чили, как и сорок лет назад, и ча-ча-ча, которая популярна во всем мире, и "казачок", родной наш "казачок", ставший "национальным" немецким, чилийским, японским и бог знает чьим еще танцем...
Утром 25 декабря я вышел из "Дома писателей" и заглянул в "мой" немецкий бар - там я обычно завтракаю. Какой-то пьяный парень, одетый в шелковый бело-красный, немыслимый костюм, доказывал свое истинно аристократическое итальянское происхождение рыжему испанцу из Виго. Они пили кружку за кружкой белое, пенное пиво, опохмеляясь после глубокого рождественского пьянства. Было в баре пусто и тревожно, - такое ощущение обычно появляется после веселой бессонной ночи.
"Итальянский аристократ" в заляпанном соусом костюме, шатаясь, перешел широкую Апокуинду и скрылся в здании фашистской "патриа и либертад". Ночью молодчики, подобные этому, расклеивали на стенах домов лозунги: "Долой Альенде!" (Через полтора года люди, подобные этому, будут сжигать на улицах книги и расстреливать людей.)
Внешне в столице все спокойно и безмятежно. Но это только внешне: в городе действует фашистское подполье; готовятся антиправительственные выступления; вынашиваются планы захвата власти ультраправыми. Знакомый полковник карабинеров рассказал мне, что рядовые полицейские, несшие дежурство сегодняшнюю ночь, не очень-то и ворчали, потому что чувствовали глухое, тайное напряжение в столице - острее тех, кто сидел за праздничным столом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62