Потом появились еще журналисты, человек пять, каждый с фотографом, а один привез с собой жену, которая ждала, его внизу в открытой машине. Внизу почему-то было не пять машин, а больше; у некоторых на кузовах виднелись названия газет, стояли они вокруг дома где попало; по лестнице вверх и вниз безостановочно сновали люди, и дверь квартиры почти не закрывалась. Одному из фотографов мешал дым, он распахнул окно.
От сквозняка всколыхнулись занавески на окнах, зашелестели листы в блокнотах. Все говорили, расха-живали и курили где попало.Все задавали примерно одни и те же вопросы, и Дейв автоматически отвечал, даже не пытаясь думаться, чувствуя, что его ответы не имеют большого значения. От усталости у него дрожали ноги, но, не решаясь сесть, он продолжал стоять и лишь поворачивался к тому, кто задавал вопрос.
По противоположному тротуару и по кромке лужайки прогуливался народ, проходили, взявшись под руку, парочки, родители вели детей, а кое-кто пускал их побегать и все задирали головы, надеясь разглядеть что-нибудь в окне; многие вообще останавливались. Парни и девушки, что торчат обычно напротив кафетерия «Перекусим у Мака», сейчас собрались вокруг машин газетчиков.
Раза два вдалеке мелькнул один из приехавших утром полицейских — тот, что остался в поселке; он выглядел весьма озабоченным.Дейв машинально курил сигарету за сигаретой: . каждый, кто задавал вопросы, протягивал ему пачку; пепельницы уже никто не искал, окурки бросали прямо на пол и давили каблуком.
В шесть вечера небо затянуло тучами, воздух стал тяжелый, как перед грозой; временами пролетал порыв ветра, и деревья под окнами вздрагивали.Наконец один за другим все разошлись. Все они побывали и у Хоукинсов — там, верно, сейчас такой же разгром. Некоторые направились в «Старую харчевню» — передать материал по телефону.
Гэллоуэй подумал: наконец-то его оставили в покое, и уже было собрался сесть в кресло, но в дверь опять постучали. Он открыл и увидел человека с тяжеленным на вид чемоданом.
— Что, все ушли? — удивился пришедший.
Поставил на пол чемодан, утер лоб. — Я представляю известную радиокомпанию. Только что для сводки новостей нам передали ваша обращение к сыну. Мы с шефом рассудили, что если в эфире прозвучит ваш голос, на сына это произведет более сильное впечатление.
То, что Дейв принял за чемодан, оказалось магнитофоном; радиорепортер поставил его на стол и оглянулся в поисках розетки.
— С нашего позволения я на минутку прикрою окно.
Обращение долго не получалось; Дейв разорвал несколько черновиков, как пятнадцать лет назад Рут. Когда он писал, в квартире были только он и похожий на профессора журналист, но тот держался в стороне, не подсказывал.
Ни один из принятых в письмах оборотов, казалось Дейву, не подходил для того чтобы установить взаимопонимание с сыном.
«Отец просит тебя...»
Плохо. Дейв знал, что хочет сказать, но ему не хватало слов. Они с Беном никогда не расставались, поэтому у них не было поводов писать друг другу — разве что записки, которые они оставляли на кухонном столе: «Вернусь через час. В холодильнике ростбиф. Ешь, меня не жди».
Написать бы так же просто...
«Бен, умоляю тебя...» — начал Дейв.
Пусть смеются, пусть не поймут — ему все равно. Он обращается только к сыну.
«Бен, умоляю тебя, сдайся».
Он уже хотел было па этом закончить и отдать листок журналисту, по нацарапал еще:
«Я на тебя не сержусь».
И подписал: «Папа».
Представитель «Ассошиэйтед пресс» прочел, поднял глаз'а на Гэллоуэя, который смотрел на него, готовясь услышать критику,
— Так можно? .
Дейву казалось, что последнюю фразу заставят вычеркнуть. Но собеседник торжественно сложил листок и спрятал в бумажник.
— Конечно, можно!
Голос его звучал как-то странно, и, уходя, он пожал Дейву руку.
Теперь Дейв спросил у человека из радио:
— Говорить то же самое?
— Что хотите.
Он включил магнитофон, проверил его и голосом профессионального диктора произнес вступление
— А теперь, леди и джентльмены, мы ненадолго прервем нашу передачу: мистер Гэллоуэй из своей квартиры в Эвертопе обращается к сыну. Будем надеяться, что в эту минуту его сын слушает радио
Он протянул Дейву микрофон и сделал знак говорить.
— Бен, это папа говорит...
Глаза его тут же наполнились слезами, микрофон задрожал и расплылся; сквозь пелену он видел, что посетитель знаком велит продолжать.
— Лучше будет, если ты сдашься... Да... Думаю, так оно лучше... Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось...
Горло у него перехватило, и он едва закончил:
— Я на тебя не сержусь... Репортер выключил магнитофон.
— Очень хорошо. Изумительно. Хотите послушать? Дейв" покачал головой. В синем «олдсмобиле» есть приемник. Возможно, Бен и Лилиан слушают новости.
— В котором часу это передадут? — отважился он спросить, видя, что посетитель двинулся к дверям.
— Скорее всего, в девять.
Дейву хотелось не послушать собственный голос, а мысленно быть во время передачи рядом с Беном.
Безразличный к зевакам и любопытству, которое он возбуждает в городке и всей округе, Дейв, прежде чем сесть, пошел и закрыл окно.
В половине восьмого тучи стали совсем черными и опустились еще ниже; пришлось включить свет, и тут как раз явился новый посетитель, человек лет тридцати, агент ФБР в штатском. Дейву показалось, что он его уже где-то видел.
— Простите, мистер Гэллоуэй, что беспокою вас после такого тяжелого, дня, но поверьте, я не стал бы. вам докучать без крайней нужды.
Он протянул официальную бумагу — Дейв только скользнул по ней взглядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39