Значит,
морок "явления" накрыл его с головой. Фары выскочивших транспортеров
поймали фигуру. Человек пошатнулся, схватившись за зубчатое колесо. Но
отнюдь не упал, а, напротив, стал как бы еще длиннее, в три секунды вдруг
вытянувшись до небес. А за узкой спиной его заплясали короткие тени:
многорукие, быстрые, ломкие по осям. Без единого звука выскакивали они,
как чертики из коробки. И стремительно падали-корчились, продвигаясь
вперед. Я не сразу сообразил, что это - солдаты с дубинками. - Руки за
голову!!!.. Стоять!!!.. - вдруг загремело через Канал. Хорошо, что нас
закрывали мешки с цементом. Мы вообще находились несколько в стороне. Тени
прыгнули на человека - сшибли и потащили. На мгновение образовалась
куча-мала. Оглянувшись, я четко увидел, что под деревом пусто. Вероятно,
солдат, охранявший дорогу, ринулся на перехват. Дверь в парадную, во
всяком случае, была свободна. Я, по-моему, даже не понял, как мы очутились
за ней... Мост. Канал. Перевернутая легковушка... Рельсы. Серый булыжник.
Колеблющаяся листва... Не уверен, но кажется, на мосту нас окликнули. И,
наверное, даже выстрелили: я услышал противное "вжик"! Пуля чиркнула по
камням и ушла в неизвестность. Снова - громко и неразборчиво заревел
мегафон. Но тугая парадная уже закрывалась за нами. Вмиг отрезав.
Отчетливо щелкнул замок. Я немедленно передвинул на нем блокировку. Я
надеялся, что дверь они не будут ломать. По инструкции о "явлениях" это не
полагалось. Впрочем, так же, по той же инструкции, не полагалось стрелять.
Но когда же у нас соблюдались какие-либо инструкции? И, однако же, мы
получали некоторый передых. До квартиры, по крайней мере, добраться
успеем. Маргарита, как дряблая кукла, оседала в углу. И хватала губами
нагретый прокуренный воздух. Я сказал: Поднимайся к себе и спокойно
ложись. Если спросят: на улицу ты не показывалась... - Очень слабо кивнув,
она потащилась наверх - припадая к перилам, оскальзываясь на ступеньках,
бормоча еле слышно: За что это нас? За что?.. - прогибаясь при каждом
усилии, точно резиновая.
Остывая, я подождал, пока за ней закроется дверь. А потом тоже начал
- с усилием, медленно - подниматься. Наверху меня ждали проснувшиеся
Близнецы. Раз такая шумиха, то они, вероятно, проснулись. И давно уже,
вероятно, проснулась встревоженная жена. И теперь, вероятно, металась по
комнатам, разрываясь на части - успокаивая Близнецов и высматривая из окон
меня. Вероятно, уже позвонила - в милицию, в морг, на работу. Как-никак
время было предельное - без четверти три. А к тому же - пальба и истошные
крики на улице. Но чем выше я шел, тем замедленней были мои шаги. А
поднявшись на третий этаж, я и вовсе остановился. Почему-то меня
раздражала тупая квартирная тишь, - где горели все лампы, и тикали мерные
ходики, и разбитыми снами пестрела откинутая постель. Я по-прежнему видел
лежащего на Канале полковника и портфель, оказавшийся вдруг отделенным от
тела его, птичьи лапы, торчащие прямо из лацканов кителя, но особенно ясно
запомнилось высохшее лицо: потемневшее, резкое, желто-коричневое, как у
мумии - с блеском кожистой пленки на сборе костей. И с глазами,
придавленными сетью морщинок. Пересиливая себя, я вытащил плоский ключ. Но
бородка никак не входила в замочную скважину, - потому что обугленное лицо
всплывало передо мной, проходило насквозь и опять, точно рыба, всплывало,
и сминалось, и двигало раковинами ушей, и подмигивало, и щелкало крепкими
челюстями, и я щурился, зная, что уже никогда не забуду его, потому что
забыть его - было просто невозможно.
Это был первый значимый эпизод. А вторым эпизодом была гроза.
Лука Вепорь в середине восемнадцатого века писал:
"Бысть град ночей - камен, со дворы и домы велыки, укоренишася без
корней... А се месьто еси рекомо - Болото, бо без дна и железныя травы
поверьх яво.... Таково же и есть град ночей: домы зеркальны, голанская
черепица на них, а углы тем домин в муравленных изразцех... Како
сладостный морок стояша оне... Воды неба вкруг них лежаху хрустальный...
Желтым цветом, и рудым цветом, и цветом, содешася - чернь... Мнози мняще
погибелного конца, и покрыцем и златоми облекоша... Чюдна музыка играху со
день до нощь... Проникаще во камен и содеяху томление... Нодевающо поясы и
красьненные колпакы, и танцоша и веселяхося серьди камня... А не ведомо
убо в веселии человец, что се месьто еси рекомо - Болото... Бо без дна и
железныя травы поверьх яво... Толща мрака и жижа - землей усопающа... И
живе во земле, яко кладница, некое Тварь... Бородавчата рожем, а сути
назваша есмь Угорь... Так назваша ею Тварь Ядовиту со скудних времен...
Лупыглазех, пузатех, во пятнох, сы задней плавницей... Надуваемо тело свое
болотной водой... Камен-град, со дворы и пороги, стояша на Угре...
Пробудиша, и ркоша, и мнози развяша яво, и соделося от того тряс велыкий,
что пошла с Нево-озера выдохнутая вода, и два дни набиралась - во камен, и
камен изъела... А с того пресекаху до срока летныйсая нощь, и стонаху, и
свет загорашася нечеловеций... Како бысть и зовут теперь - белыя нощь... И
горсть яму - пока исполнятся сроки..."
Документ был написан на хрупкой истлевшей бумаге, обгрызенной по
краям. К сожалению, он попал в мои руки слишком поздно. А к тому же это
была только первая, не имеющая значения, часть. Окончание документа я
разыскал лишь в середине августа, когда события приняли уже необратимый
характер. Впрочем, если бы я получил обе части одновременно, я, наверное,
все равно тогда бы ничего не понял, потому что действительно - все
заслонила гроза.
1 2 3 4 5 6 7