— Что вы сейчас читаете? Материал по делу Грина? — осведомился он. — Очень рад, что вы заинтересовались им, хотя это дело и представляется мне совершенно ясным. Впрочем, я получил письмо от председателя правления банка, который по каким-то причинам склонен верить в правдивость слов Грина.
Мистер Ридер перевел взгляд на говорившего, и в глазах его засветилась боязнь. То была его обычная манера реагировать на что-либо, изумлявшее его.
— Вот здесь имеется протокол показаний полисмена Бернета. Быть может, вы могли бы внести в него кое-какие дополнения. Разрешите, я прочту вам его показания.
«Незадолго до того, как я приблизился к зданию банка, я заметил, что на углу стоял какой-то человек. В это мгновение проехал автомобиль, и в свете фонарей я ясно разглядел этого человека. Однако не придал никакого значения его присутствию и более его не видел. Полагаю, что этот человек мог обойти квартал и приблизиться к Файрлинг-авеню с противоположной стороны. Тут же, после того, как встретил этого человека, я натолкнулся ногой на что-то и, осветив тротуар фонариком, увидел, что у моих ног лежит старая подкова. Впрочем, я уже днем обратил внимание на то, что на этом месте детвора играла с подковой. Я перевел взгляд на угол, на котором стоял человек, но его больше там не было — он исчез. Должно быть, его внимание привлек мой фонарик. Больше никого я не видал, равно как и не заметил, чтобы окна квартиры мистера Грина были освещены».
Мистер Ридер задумчиво взглянул на потолок.
— Ну и что же? — осведомился прокурор. — Мне кажется, что в этих показаниях нет ничего, что могло бы привлечь внимание. Должно быть, этот человек был не кто иной, как Грин. Он воспользовался невнимательностью полисмена и, обежав квартал, проник в банк с противоположной стороны.
Мистер Ридер задумчиво почесал подбородок.
— Да… Да-а-ааа…— протянул он и заерзал на своем стуле. — Быть может, мне было бы разрешено предпринять кое-какие шаги совершенно независимо от действий полиции? — нерешительно осведомился он. — Мне было бы очень нежелательно дать полиции повод думать, что какой-то дилетант пытается сунуть нос в ее дела.
— Прошу вас, — делайте все, что вам угодно, — добродушно заметил прокурор. — Отправляйтесь вниз и переговорите с теми, кто вел это дело. Я готов даже написать им пару строк о том, чтобы они оказали вам полное содействие. В том, что кто-либо из работающих со мною предпринимает розыски по своей собственной инициативе, нет ничего удивительного или необычного. Я боюсь лишь, что ваши попытки останутся безрезультатными. Скотленд-Ярд сделал все, что можно было сделать.
— Быть может, вы разрешите мне побеседовать с арестованным?
— С Грином? Пожалуйста. Я сейчас выпишу вам разрешение на свидание с ним.
С пасмурного неба струились потоки дождя. Мистер Ридер, уткнув нос в воротник и, по обыкновению, не раскрывая зонтика, поспешил к Брикстоунской тюрьме, в которой сидел Грин.
Его провели в камеру, в которой сидел человек, утративший надежду на лучшее будущее.
— Это правда, в самом деле я сказал правду! Каждое сказанное мною слово — правда! — воскликнул взволнованный Грин, и в голосе его послышалась дрожь.
Грин был тщедушным, бледным человеком; редкие его волосы начали седеть. Ридер, обладавший необыкновенной памятью на лица, тут же узнал его.
— Да, мистер Ридер, теперь и я узнаю вас. Вы ведь и были тем человеком, которому тогда удалось накрыть меня. Но с тех пор меня ни в чем нельзя винить. Я никогда не прикасался ни к одному пенсу, который не принадлежал бы мне. Что сейчас будет с моей бедной…
— Вы женаты? — сочувственно осведомился Ридер.
— Нет, но я намеревался жениться, хотя это и несколько поздно, принимая во внимание мои годы. Она моложе меня почти на тридцать лет, и это лучшая женщина в мире…
Ридер, не прерывая, выслушал похвалы по адресу неизвестной ему особы, и глаза его прониклись еще большей печалью.
— К счастью, она не явилась в суд, но ей, разумеется, известно о том, что произошло. Один из моих друзей рассказал мне, что все это совершенно надломило ее.
— Бедняга! — прошептал Ридер и сочувственно покачал головой.
— И должно же это было случиться как раз в день ее рождения, — продолжал сокрушенно Грин. — Да, я накануне рассказал ей обо всем, но мне бы не хотелось, чтобы она была впутана в это дело. Если бы мы были помолвлены официально, то я бы не придавал этому значения, но так как она замужем и лишь собирается разводиться, то я вынужден просить, чтобы ее имени не упоминали. Поэтому же мне пришлось очень мало бывать в ее обществе, и никто не знал о нашей помолвке, хотя мы и жили на одной улице.
— На Файрлинг-авеню? — осведомился Ридер, и бывший банковский служащий молча кивнул головой.
— Семнадцати лет ее выдали замуж за грубого, черствого человека. Мне было очень тяжело скрывать нашу помолвку; за ней ухаживало множество народу, и я должен был мириться с этим. Если бы вы знали, кто ухаживал за нею?! Даже Бернет, полисмен, арестовавший меня, преследовал ее своим вниманием. Он даже стихи посвящал ей. Вы когда-нибудь слышали о чем-нибудь подобном? Полицейский, пишущий стихи.
Грин полагал, что полиция и поэзия совершенно несовместимы, но Ридер, по-видимому, был несколько иного мнения.
— В каждом человеке кроется немного поэзии, милейший Грин, — сказал он, — и полисмен, в конце-концов, всего лишь человек.
Если он и уверил Грина, что в поэтических наклонностях Бернета не было ничего странного, то все же мысль об этом не покидала его. Всю дорогу он размышлял о Вернете.
На следующее утро в три четверти восьмого, в час, когда весь мир, казалось, населен молочницами и насвистывающими газетчиками, мистер Ридер направился на Файрлинг-авеню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47