Он только ждал у моего телефона.— А сейчас его там нет?— Сейчас там никого нет.— Очень хорошо. Сделаем так. Подъедем к твоему дому, ты дашь мне ключи от квартиры, я поднимусь, возьму сумку, а потом отвезу тебя в больницу. И никому обо мне ни слова. Ну, если будет нужда, скажешь, какая-то незнакомая негритянка, а впрочем, говори что хочешь. Ты сильно замешан в деле с фальшивомонетчиками?— Как тебе сказать? Может, и порядочно. Я им цвета подбирал. Заставили меня, мерзавцы, силой. Я ведь чем раньше занимался? Голых снимал, когда у нас порнография ещё была под запретом, и, как последний дурак, последний кретин, попался! Побоялся их шантажа, они каким-то образом получили мои плёнки, негативы, грозились посадить за решётку, и я, как последний дурак, как…— Об этом ты уже говорил!— А что я теперь буду делать? Все мои негативы остались в туннеле, землёй засыпаны…— Очень хорошо, пусть там и лежат. А что лежит на заднем сиденье моей машины? Эти бумаги я выгребла из шкафа.— Должно быть, улики против других. Ведь тот подонок, который сейчас делом заправляет, держит всех в руках. Значит, ты их забрала? Очень хорошо!— Так это он купил дом?— Не такой он дурак, подговорил другого, если что и обнаружат в доме противозаконного, другой и будет отвечать.— А почему все осталось как раньше? Приходи и снова печатай денежки. Никто не сторожит, вдруг украдут?— Ведь очень хорошо законспирировано, никто и не найдёт. Кому придёт в голову, что под подвалами есть ещё один этаж? А производство приостановили до лучших времён, видала, сколько этого добра наготовили? Надолго хватит. Про ход из беседки вообще мало кто знал, я бы тоже не нашёл, если бы не указания в сумке Миколая. Не только было написано, но и нарисовано.До улицы Познанской осталось совсем немного. Надо успеть расспросить об остальном.— А в этом доме ты никогда не был?— Был как-то раз, но меня везли на машине и позаботились, чтобы я не увидел куда. В доме сразу в погреб загнали, я и не разобрался, где это. И заставили работать. Цвета я им подбирал, да я тебе уже говорил. Не волнуйся, придёт время, опять возьмутся бумажки штамповать.—А ты знаешь этих людей? Их фамилии, адреса?— Теперь уже знаю, через Миколая. Слушай, а мне в больнице ноги не отрежут? — вдруг забеспокоился он.— Пошевели пальцами. Можешь?— Вроде могу.— Значит, только придавило или кость какая треснула.— Боль жуткая…—Считай, Господня кара за дурость. Этот дом, что ли?— Этот.—Давай ключи.Он сунул руку в карман, скривился от боли, извлёк ключи и вдруг отдёрнул руку.— Ты чего?— Знаешь, а ведь я те бумаги сжёг.— Что? Какие бумаги?— Ну те, что были в сумке Миколая. Все, что могло гореть, взял выгреб из сумки и сжёг над унитазом. Пепел туда спустил. Доллары там были, фальшивые наверное, фотографии, что я сам делал. Разные записки, фотографии, да я не разбирал, все подряд сжигал. Одну только бумагу и прочёл, ту самую, в которой Миколай описал дом в Поеднане, как найти, как из беседки пройти. Я несколько раз прочитал, выучил наизусть и тоже сжёг. Остались только матрицы.В жутком волнении слушала я этот хаотичный рассказ, не зная, радоваться или огорчаться. Конечно, записи Миколая были бы бесценны для полиции, ну да что уж теперь. А при чем здесь матрицы? Ведь матрицы же у меня с собой.— О каких матрицах ты говоришь?— Медные матрицы, чтобы с них печатать. И нумераторы. Не знаю, как Миколаю удалось это у них свистнуть, похоже, старые. Одна из них алюминиевая, на сто долларов…Я вздрогнула.— И это осталось в сумке? У тебя дома?— В сумке. Времени было в обрез, ими я не стал заниматься, сунул в шкафчик в прихожей, за обувью спрятал…Врал он или говорил правду, я все равно проверить не могла. Хотя многое я так себе и представляла. Нельзя терять времени. Оставив фотографа в машине, я поднялась в его квартиру, нашла в шкафчике за обувью сумку Миколая, и камень свалился с души. Не соврал! В сумке и в самом деле что-то осталось, и она по-прежнему была очень тяжёлая. Бумаги, которые сжёг фотограф, облегчили её лишь немного. Потом я подошла к телефону.— Примите к сведению, я говорю серьёзно, — начала я своё сообщение в полицию. — В одном из домов посёлка Поеднане, в четырех километрах за Тарчином, в доме, где ремонт, лежит человек с разбитой головой. Двигаться он не может. Если ему не оказать медицинской помощи — помрёт. А у нас никто не может так оперативно оказывать помощь, как полиция. Привет!И я выключилась. Поскольку моё сообщение явно записывали на магнитофон, говорила я почти шёпотом. По шёпоту голос трудно опознать.Не назвала я полиции своей фамилии, хотя там успели рявкнуть: «Фамилия!», не сказала ни словечка о подземных апартаментах и их интересном содержании. Не стоит пока. А вдруг я чего-то не учла и мне придётся опять нанести туда визит. С сумкой в руках поспешила я к машине, отвезла жертву собственной глупости на Хожую, остановилась у приёмного покоя больницы. Отдав ему ключи, я подошла к дежурному приёмного покоя и заявила, что привезла жертву несчастного случая. На заданный мне вопрос поспешила ответить отрицательно. Нет, это не я наехала на несчастного, ноги ему повредили без моего участия, я же благородно лишь доставила его в больницу. Санитары с носилками спустились к машине, пострадавший подтвердил, что не я виновница его несчастья, я дождалась, чтобы его переложили на носилки, и поспешила убраться восвояси.Полночи заняло у меня изучение трофея. Начала я с рисунков. Сто долларовых купюр было две, несомненно, лучшая из них была делом рук Павла, да беда в том, что я не в состоянии была определить, которая из них лучшая. На всякий случай я уничтожила обе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91