Их уже ничего не изменит. И дети их будут такими же. Они разучились захватывать корабли и пользоваться электричеством — не спорю. Но они не забыли закон, по которому жили их предки. Закон джунглей, который велит сильным обирать слабых.
За разговором мы поднимались по винтовой лестнице на офицерскую палубу. Я пошел к себе в каюту, чтобы одеться в более или менее приличную униформу, а заодно прихватить декларацию. Вероника исчезла в своей кабинке, а Алан отправился в рубку.
Мы встретились в шлюзе.
Вероника пришла первой. Она сменила свитер и шорты на платье типа сари — я знал, что у нее нет ничего подобного, и долго ломал голову, откуда оно взялось. Затем меня осенило. Похоже, она отхватила кусок от рулона альтаирского кристаллического шелка — мы взяли на борт несколько тюков этой материи в числе прочего груза, который собирались вывезти с Эльсинора. С юридической точки зрения, как я понимаю, это можно считать мелкой кражей, но у нас были более серьезные проблемы, чтобы беспокоиться из-за подобных мелочей.
Я присмотрелся повнимательнее. На ней были простые золотые клипсы, которые начали свою жизнь пуговицами с формы «Бродяг Приграничья». Сандалии тоже были золотыми. В их родословной числилась синтетическая кожа — тоже из экспортного груза — и золотой галун с парадного кителя.
Вероника заметила мое любопытство — признаюсь, первое его проявление за последние несколько недель.
— Старина Джимми — просто умница, — улыбнулась она, — и руки у него золотые.
— Сари — тоже его работа?
— Нет, Джимми только дал мне материал, а все остальное я сделала сама.
Она медленно повернулась, предоставив возможность полюбоваться ею со всех сторон — и вдруг застыла. Алан.
Его взгляд скользнул, едва задев нас.
— Готовы? — только и спросил он.
На нем была прекрасно сшитая униформа, каждая ее деталь говорила о том, что перед вами важное лицо и настоящий офицер. Я заметил подозрительную выпуклость под левой грудью его кителя. Неужели он нацепил наплечную кобуру? Заметив в моем взгляде вопрос, Алан мрачно усмехнулся.
— Еще одна уловка.
И нажал на кнопку.
Люк открылся.
Барон и его люди спешились и сидели на траве вокруг корабля. Верхом на своих скакунах они могли создать впечатление организованности. Но теперь, когда они развалились на траве, не могло оставаться никаких сомнений: это была просто толпа сброда. Однако стоило их главарю скомандовать, как они почти одновременно вскочили и через пару секунд уже покачивались в своих высоких седлах.
Нам подвели трех скакунов. Я посмотрел на одного из них — и на этой зверюге мне предстояло ехать! — а оно посмотрело на меня. Должно быть, мы не полюбились друг другу с первого взгляда. Губы животного изгибались и одновременно оттопыривались, открывая желтые зубы, будто в усмешке, а крохотные черные глазки презрительно косились на меня. Я отвел взгляд, оценил длинную шею, похожую на букву «S», потом неуклюже вскарабкался в седло, которое располагалось между первой и второй парой ног. Оно оказалось почти удобным.
Я огляделся, увидел, что Алан уже в седле и что барон, демонстрируя удивительную учтивость, помогает Веронике забраться на «коня». Она подоткнула свое сари между бедер, позволив полюбоваться своими великолепными ногами. «Алан — идиот, — подумал я. — Ей нельзя было идти с нами».
Наконец, барон вскочил в седло, и кавалькада резвой рысью понеслась к городской стене. Рысью? Думаю, это стоит назвать именно так, хотя аллюр этих тварей мало напоминал рысь. Они не скакали — они скользили по земле, как змеи, их длинные тела изгибались, повторяя все детали рельефа.
К счастью, прогулка не слишком затянулась. Еще немного — и у меня началась бы морская болезнь.
И все-таки… Мы ехали так долго, что солнце успело скрыться за горной цепью, так долго, что на укрепленных стенах уже начали зажигать огни — тонкие струи природного газа трепетали среди зубцов, точно вымпелы. Именно эти огни мы видели с орбиты. Впереди, на фоне темнеющего неба, маячил полуразрушенный остов башни, угольно черный, с редкими прямоугольниками желтого света. Эти огненные мазки — окна — придавали башне еще более мрачный и угрожающий вид.
Порой я готов ненавидеть свой корабль — он представляется мне тюрьмой, тесной, со спертым воздухом, отдающим сталью… Но в тот момент я отдал бы что угодно, только бы снова оказаться на борту. И запах разложения, которым пахнуло из открытых ворот города, лишь укрепил меня в этом желании.
Глава 12

Мы ехали по узким, продуваемым ветром улицам, вверх по склону холма. Впереди — полдюжины вооруженных молодцов, затем барон, затем Кемп, затем Вероника и я. Остальные пираты беспорядочной толпой следовали за нами. По этому узкому проулку, где не могли бы разъехаться двое всадников, невозможно было двигаться сколько-нибудь упорядоченно.
Если бы эту прогулку пришлось совершить пешком, я бы, наверно, умер. Мы ощутили адский смрад открытых сточных канав, едва приблизились к городским воротам. Оказалось, что вонь исходила от самих улиц. Наши кони топтались по всем видам отбросов и гниющего мусора. Конечно, они не были самыми чистоплотными животными на свете; теперь мы поняли, что у них есть все основания быть таковыми. Но что простительно для коней, то непростительно для всадников.
Мы ехали по улице — вернее, по отвратительному проходу между домами, освещенному дрожащим светом коптящих газовых светильников. Люди, стоящие в дверных проемах, пялились на нас. В них было что-то недоброе и отталкивающее — в этих мужчинах и женщинах, оборванных, нечесаных, чумазых. Они взирали на нас почти с вожделением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38