— Лови, Стёпа, свой хынжал! — шутовски произнёс он. — Тошнит меня от техники, слишком уж защищены мы от всего, а разве в этом счастье?! — И громко проскандировал: — Радость скачет глупой кошкойЧерез тысячи преград,А преграды уничтожь-ка —Ничему не будешь рад. Я был огорчён ностальгическим поступком моего друга, но заново вручить ему защитное оружие уже не мог.Выйдя на открытую акваторию, иномиряне подняли парус и взяли галфвинд правого галса. Судёнышко, весьма лёгкое на плаву, всё же двигалось очень медленно, даже медленнее, чем на вёслах; ветер не превышал одного балла по земной шкале Бофорта.Жена Барсика с двумя дочерьми-двойняшками десятилетнего возраста и годовалым малышом на руках проводила мужа в плаванье и теперь возвращалась в посёлок. Шагая рядом, я стал расспрашивать её о местных нравах и поверьях. Она отвечала подробно и благожелательно. Затем вдруг, вне всякой связи с предыдущим разговором, заявила, что нынешним утром старый смотритель маяка, вернувшись с вахты, сообщил: ночью маячный огонь дважды «поклонился земле» («торопчтутобогр»), а это скверное предзнаменование. Но Барсик верит, что святость Поющего во сне — сильнее бури.— Будем надеяться, что шторма не случится просто по метеорологическим условиям, — высказался я. — Смею вас уверить, Павел никакой не святой.— Ты клевещешь на него! Ты завидуешь ему! — раздражённо возразила иномирянка. — Это он поёт во сне, а не ты! Это он даровал нам ступени, а не ты!.. А ты даже перед Колланчей кукши-лакукши! (Это выражение приличнее всего перевести словом «сплоховал».)В полдень я связался с Павлом по переговорнику.— Ни рыбы, ни ветра, — пожаловался он. — Но будем надеяться, что эта невезуха кончится. Жизнь состоит из деяний и пауз,Смена событий порой незаметна, —Но тосковавший в безветрии парусВсё же дождётся счастливого ветра! Оптимистическое предсказание моего друга не сбылось. Ветер, которого дождался парус, не был счастливым. После полудня он начал свежеть, ещё через час стал крепким, затем перевалил за девять баллов. А вскоре я понял, почему островитяне не строят домов, предпочитая им пещеры: дома развалились бы под напором бурь. Во время штормов обитатели пещер плотно задраивают двери и световые колодцы и не кажут носов из жилья.С большим трудом упросил я лекаря выпустить меня из каменной квартиры и, поднявшись на вершину жилого холма, вцепился в низкорослое дерево, чтобы меня не унесло дыханием урагана.Валы, огромные, как на картине Хокусаи, шли по океану. Они перекатывались через скалы, ограждавшие бухту. Расстегнув ворот комбинезона, я крикнул в переговорник:— Ты слышишь меня, Паша? Как ты себя чувствуешь?— Как в лифте, который падает с тридцатого этажа, но в последний момент не разбивается, а опять взлетает вверх… Но, надо сказать, посудина ихняя очень хитро построена: пляшет на волнах, как пробка, а тонуть не хочет.— Паша, слышу тебя неважно. В чём дело?— Энергопитание в переговорнике на исходе. «Коля», сукин кот, забыл подзарядить.— Паша, а как настроение твоих товарищей?— Дружным, спаянным коллективом треста «Ялмезглаврыбпром» план по романтике выполняется успешно! Плыви из чуда в чудоСквозь бури и года,А если будет худо —Так это не беда! Последнюю строку я расслышал с трудом. Затем — молчание. То был наш последний разговор. После этого я немедленно связался с Чекрыгиным, тот сконтактировался с «Тётей Лирой», и Карамышев распорядился о срочной отправке в наш квадрат беспилотного авиаспасателя. Но ураган, зародившийся в нашем квадрате, уже охватил широкую зону и теперь с такой же яростью неистовствовал в районе стоянки «Тёти Лиры». При взлёте с палубы спасатель потерпел аварию и вышел из строя. А когда я по спецключу приказал катеру, оставленному нами возле Безымянска, взять курс на остров (я хотел использовать катер лично — для поисков ботика), катерные охранительные устройства ответили отказом: они «испугались» урагана.На следующий день сила ветра упала до четырёх баллов, и начались поиски всеми возможными средствами; я тоже принял в них участие. Но прошло двое суток — ботика не обнаружили. Поисковые операции были отменены: и земляне, и иномиряне пришли к выводу, что ботик погиб. Позже выяснилось, что вывод — ошибочный, ибо искали на море, а надо было искать на суше. В первые же часы шторма судёнышко отнесло к материку, и там огромная волна перебросила его через песчаную косу и «приземлила» в дюнных зарослях. Команда отделалась лёгкими ушибами, ботик тоже уцелел; только мачта надломилась. Трое островитян и землянин общими усилиями оттащили судёнышко подальше от уреза воды и стали ждать улучшения погоды.Пять дней спустя посёлок облетела весть: на горизонте — парус.Островитяне столпились на берегу бухты, к ним немедленно присоединились и мы с Чекрыгиным.Волнение моря не превышало двух баллов, видимость была удовлетворительной.— Там их только трое, — сказал стоявший рядом со мной.Я вынул дальнозор. Да, в ботике сидело только трое, и Павла Белобрысова не было среди них. Но вот судёнышко накренилось на волне, и я увидел, что в носовой его части лежит нечто продолговатое, обёрнутое в ткань того же зеленоватого цвета, что и парус ботика.Когда ботик причалил, Барсик и его товарищи вынесли тело Павла на берег, положили его головой к океану и отвернули ту часть ткани, что закрывала лицо. Черты лица моего друга не были обезображены, но поражала худоба: казалось, он скончался после очень длительной и тяжёлой болезни. А от какой именно — мы не знали и никогда не узнаем.— Он не отвратил бури, но он не пожалел себя, чтобы отвратить беду от товарища, — тихо сказал Барсик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80