«Отведайте ещё блина, милостивый гражданин!»; «Чекалдыкнем по третьей, уважаемая барышня!»; «Благ-за-ин, ваше сиятельство!»; «Нравится ли вам чай, достопочтенная курва?» Затем под звуки старинного магнитофона гости и хозяева танцуют древние танцы — румбу, шейк, полонез, яблочко, «танец живота», танго, «барыню-сударыню», а в перерыве между плясками поют старинные фольклорные песни: «В лесу родилась ёлочка», «Шумела мышь», «Гоп со смыком», «У самосвала я и моя Маша». В завершении праздничного пира избирается «царица бала»; ей даётся право запустить бутылкой в зеркало. Мой товарищ убеждён, что в XX веке каждый светский раут заканчивался битьём зеркал.Некоторые правила этого древнего этикета кажутся мне странными, некоторые — явно вымышленными, но кое в чём я вынужден верить своему товарищу-ностальгисту. Ведь условия мирного быта минувших поколений я знаю куда хуже, нежели военную историю.…Белобрысов сидел, уставясь в раскрытую записную книжку; он читал, шевеля от усердия губами, словно торопясь заучить что-то. Вот ещё одно доказательство его ностальгизма, думал я; записными книжками давно никто не пользуется, их заменили запоминательные пьезобраслеты. Странно только, что одет этот человек так суперсовременно: ведь ностальгисты любят одеваться в стиле избранного ими века. Надо полагать, в данном случае выбор одежды объясняется какими-то сугубо личными причинами. Быть может, Белобрысову нравится женщина моложе его — и вот он старается примолодиться?Сосед мой явно волновался. Он часто отирал пот с лица розовым платком. Вдруг он вскочил с кресла и изрёк очередное двустишие: Она, забыв девичью честь,С себя скидает всё, что есть! С этими словами он снял с себя роскошный фрак, под которым оказалась рубашка спортивного типа. Кладя фрак на спинку кресла, он уронил с подлокотника записную книжку, она раскрытой упала на пол. Я нагнулся, чтобы поднять её и вручить владельцу, но тот с нервной поспешностью опередил меня. Мне бросилось в глаза слово ЛЕГЕНДА, написанное крупными буквами и подчёркнутое; ниже шёл какой-то мелкобуквенный текст.Я успел подумать, что новый знакомец мой не просто ностальгист, но, видимо, ещё и литератор-любитель, сочиняющий стихи и легенды в духе полюбившейся ему старины. В этот момент ко мне подошёл элмех и пригласил следовать за ним.Терентьев сидел в небольшом кабинете за большим и почти пустым письменным столом. Он предложил мне сесть и начал беседу.— Ваши военно-исторические знания едва ли пригодятся на Ялмезе. Но я осведомлён о высокой степени ваших прикладных знаний и о вашей способности разумно действовать в экстремальных условиях… Приходилось ли вам держать курс без навигационных приборов?— Да. Я умею ориентироваться по созвездиям.— Там будут другие созвездия, — усмехнулся Терентьев.— Но тоже каждое на своём месте, — отпарировал я.— Вам придётся освоить некоторые новые для вас специальности. Согласны? И потом: готовы ли вы выполнять любую случайную, текущую работу — быть мальчиком на все руки, как в старину говорилось?— Согласен, — ответил я.— Я вас зачисляю условно в состав экспедиции. Вам надо будет, как и всем, пройти тестологические испытания и спецподготовку. От спецморских испытаний я вас освобождаю.— Спасибо за доверие, но хочу вам возразить. Мне не хочется быть белым вороном, как говорили наши предки. Я хочу подвергнуться морским испытаниям наравне со всеми.— Одобряю ваше решение, — молвил Терентьев. — Завтра в десять утра приходите в СЕВЗАП на собеседование. 7. Случай на собеседовании Когда утром следующего дня я вошёл в конференц-зал СЕВЗАПа, народу там оказалось куда меньше, нежели вчера в вестибюле; Терентьев, видно, многим дал отвод уже по первому кругу. Заняв место в заднем ряду, я начал считать, сколько нас в зале, но тут услышал торопливые шаги и затем увидел Белобрысова. Я был настолько уверен, что Терентьев «отсеет» его, что на мгновение даже усомнился, Белобрысов ли это; тем более что и оделся он совсем не по-вчерашнему, а очень скромно и неброско.Заметив меня, он сразу направился в мою сторону и, перед тем как сесть в соседнее кресло, радостным шёпотом сообщил нижеследующее:— Вчера Терентьев гонял-гонял меня по разным вопросам, семь потов с меня сошло. А потом он и говорит: «Наврали вы, Белобрысов, мне с три ящика! Давайте начистоту!» Ну, тут я ему всю правду о себе и выложил. Он прямо онемел от удивления, задумался. Потом, видать, поверил. И говорит мне: «Рискну, возьму вас на Ялмез. Если, конечно, все предварительные испытания выдержите».В чём заключалась эта «вся правда», расспрашивать Белобрысова я не стал. Но, хоть я и был уже наслышан, что Терентьев человек весьма широких взглядов и парадоксальных действий, всё же я был удивлён его решением. Скажу откровенно: я, при тогдашнем моём отношении к Белобрысову, в полёт его бы не взял. Что-то странное в нём было, слишком уж он врос в свой ностальгизм. Однако, забегая вперёд (дабы не возбуждать в Уважаемом Читателе ненужного беллетристического интереса), скажу, что все специспытания Белобрысов выдержал вполне благополучно и что вообще сомневался я в нём напрасно.Но вернусь к совещанию в СЕВЗАПе. Открыл его Терентьев. Его выступление, так же как и выступления других, зафиксировано в «Общем отчёте», так что пересказывать мне всё это нет смысла. Но считаю нужным упомянуть об одном событии, которое в официальные анналы не вписано.Когда прения по докладу Терентьева подошли к концу, у двери в конференц-зал послышались взволнованные голоса. Два элмеха уговаривали кого-то повременить, не входить сейчас в зал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80